Адольф Рудницкий - Живое и мертвое море

Он проводил ее по коридору. Проходя мимо детской, она кивнула на дверь. Это означало, что малыш спит и что, вероятно, будет спать до следующего кормления, значит, у нее в запасе часа три. На секунду задержалась у вешалки и с улыбкой показала на его шляпу: несколько дней назад врач, приглашенный к Адаму, заметив шляпу Эмануэля, изумленно воскликнул: «У кого здесь такая огромная башка?..» Теперь она напомнила ему об этом.

Он открыл ей дверь. Еще раз попросил, чтобы она берегла себя. С минуту прислушивался к ее шагам на лестнице, потом вернулся в кабинет и смотрел на дорожку перед домом до тех пор, пока жена не исчезла из глаз: это был ритуал, которого они придерживались обоюдно. Затем принялся за проект, но не успел он с головой уйти в работу, как послышался звонок.

Женщине, которой он отворил, было, пожалуй, под пятьдесят. Ее бледное и безжизненное лицо казалось застывшим криком боли. Одета она была, как человек, которому уже давно безразлично, что о нем говорят, — в мужское серое пальто, не по сезону плотное и основательно заношенное, на голове — черная «наполеоновская» шляпа с широкими полями, на ногах — «туристские» ботинки. Ее одежда и лицо внушали невольную тревогу.

— Вы меня не знаете, — начала она, переступив порог. — Но мой сын хорошо вас знает. Я пришла к вам по его делу.

Голос женщины, в котором слились мука и гнев, был таким же невыносимым, как и выражение ее лица.

Эмануэль провел посетительницу в кабинет, пододвинул ей единственное кресло, а сам стал по другую сторону чертежного стола. В комнате тут и там еще светлели последние блики холодного вечернего солнца. Днем оно завешивало стены плотными золотистыми шалями, а теперь эти золотистые солнечные шали рыжели и становились реже, узоры на них с каждой минутой все больше растягивались и гасли.

Посетительница назвалась Региной Борковской. Эмануэль приглядывался к ней: у нее были большие ноги, руки, могучая грудь и маленькое, худенькое личико, на котором пылали огромные черные глаза.

Волосы, торчавшие из-под «наполеоновской» шляпы, тоже были черные.

«Слишком много черноты, — подумал Эмануэль, — слишком большие глаза. Эту черноту надо бы разбавить, слишком уж она насыщена болью».

Старая женщина пришла в связи с хлопотами, которые причиняет ей сын. Из ее рассказа следовало, что неделю назад, вернувшись домой, она обнаружила исчезновение сына, который забрал с собой не только вещи, но даже медицинские инструменты; молодой Борковский был студентом-медиком.

— Он сбежал от меня! — воскликнула она. — Всегда был строптивый, старался всячески мне досадить. И за что?

Борковская искала сына по всей Варшаве, ездила даже в Лодзь, но тщетно. Дело осложнялось тем, что декан пригрозил исключить его из университета.

— Для вас это сын, а для меня — студент, который обязан соблюдать дисциплину. Государство расходует на него средства.

В конце концов ректор согласился подождать еще несколько дней. Она уже много ночей провела без сна. А совсем недавно у Борковской возникла мысль, которая и привела ее сюда. Речь шла о том, чтобы Эмануэль дал объявление в газете «Эхо Варшавы»: «Юзек, срочно возвращайся. Не теряй ни минуты. Необходимо твое присутствие. Все в порядке». И чтобы подписался под ним полностью, именем и фамилией. Это объявление, безусловно, заставит мальчика свернуть с пагубного пути. Она сама отнесет его в редакцию, заплатит — пусть только Эмануэль даст согласие и свое удостоверение: без документов подобные объявления в газете не принимают.

Эмануэль с минуту подумал и согласился. Собственно, разговор был окончен, но женщина не двигалась с места.

— Я не хочу скрывать от вас, — начала она. Из недр этого могучего тела исторгался слабенький, хриплый голосок, в котором чувствовалась усталость от многих бессонных ночей. — Недавно мне сказали, что он… намерен жениться. Он сбежал от меня потому, что знал, что я никогда не дам согласие на этот брак.

Она испытующе посмотрела на архитектора, который снова потупил глаза; ему стало не по себе от первого же ее взгляда. Но сейчас он готов был даже рассмеяться.

— Так дело только в этом! Обычная романтическая история…

— Мой сын знал, что я никогда не соглашусь, чтобы он женился на их женщине … — добавила она.

Борковская выдержала его взгляд, в свою очередь посмотрела на него внимательно и как бы с иронией: «Прикидываешься, что ничего не понял, хоть все прекрасно понимаешь».