Я. Сенькин - Фердинанд, или Новый Радищев

Иначе то, что люди пьют, назвать нельзя. Давно прошла эпоха чистой «как слеза» самогонки или мутной, но с ярким послевкусием бражки, наступило время какого-то гадкого привозного, разбавленного черт знает чем спирта в смеси с отстоем винного производства и химическими красителями. Раньше, даже в суровые для пьющих годы перестройки, все-таки было иначе. Объявление в газете от 25 января 1989 г.: «Вниманию покупателей! С 12 по 18 января 1989 года по вине поставщика — универсальной базы г. Пскова — производилась продажа ямайского рома „Рио-Рита“ по водочным карточкам за ноябрь 1988 года по повышенной цене. Просим покупателей 24–27 января получить разницу при обязательном предъявлении порожней бутылки из-под ямайского рома (они будут — во избежание подлога — изыматься у покупателей) и паспорта. Предупреждаем! 30 и 31 января будет продаваться оставшийся ром по правильной цене. После его продажи возврат денег производиться не будет».

Понять этих людей можно: вдоль дорог — часто одни глубокие, наполненные водой канавы, буераки, заросли колючек и крапивы. Или наоборот — необозримые пустынные пространства с обзором на десятки километров. Словом, как говаривала одна интеллигентнейшая петербурженка, велика Россия, а пописать негде!

Внимательный наблюдатель без труда заметит, что эти столпы советской идеологии, воплощенные в железе, стоят в первой позиции польского старинного танца краковяк.

Не путать с более распространенным сленговым значением данного термина — профессиональные наркоманы.

Вообще, ругать государя (а тем более — государыню) матерно, в пьяном виде, в публичном пространстве, в присутствии массы свидетелей и при этом сурово насупив очи, грозить пальцем в потолочную балку: «Гляди у меня! Ужо тебе, растакая мать…» — стало с древних времен национальным спортом россиян. И от него русских людей так и не смогли отучить ни застенки, ни эшафоты, ни ссылки. Даже все терпящая бумага Тайной канцелярии не выдерживает традиционной крутизны выражений в адрес верховной власти. Вот запись 1726 года доноса заключенной Степаниды Ильиной на солдат-охранников, которые в ее присутствии вели между собой разговор, «зашифрованный» (из-за обилия матерщины) в протоколе следующим образом: «Под растакую-де мать, мать-де их в рот, что к Москве поитить, что тут, в Петербурге, не к кому голову приклонить, а к ней, государыне (Екатерине I. — Я.С. ), есть кому со словцами подойтить, и она, растакая мать, слушает, что ни молвят; так уж они, растакие матери, сожмут у нас рты, тьфу! растакая мать; служба наша не в службу, как-де, вон, растаким матерям, роздала деревни — по три и больше, растакая мать…» и т. д.

Старики говаривали, что «С Корнилья дня корень в земле не ростет (ударение на первом слоге. — Я.С. ), а зябнет».

Отсюда, кстати, и происхождение студенческих самодеятельных представлений, столь популярных в советские годы для показывания режиму малюсенькой фиги в кармане.

В первый год поселения в Кивалово, в лето 1991-е, мы увидели, как через деревню бодро промчался к озеру трактор с прицепом, набитым жителями безводного Заречья. На вопрос, куда они поехали, аборигены, махнув рукой, небрежно отвечали: «А гуманитарную помощь поехали пропивать». И, действительно, через несколько часов неверно едущий трактор протащил через деревню прицеп-шаланду, из которого виднелись красные, разгоряченные морды, и над озером широко лилась песня: «Что тебе снится, крейсер „Аврора“?». А я в это время вспоминал трогательное, сосредоточенное лицо добрейшего американского профессора — верного друга российской демократии, который в своем вашингтонском кабинете, может быть, в это самое время подписывал очередной чек в поддержку демократии и пропитания россиян.

Продукт, до недавнего времени малоизвестный не только у нас, но и в Европе, а теперь пышно растущий во всех странах Средиземноморья. Но я помню случай, происшедший со мной в конце 1988 году в Гонолулу, куда меня почти волшебным образом, ковром-самолетом древней авиакомпании «Панам», на какую-то конференцию занесли благодатные ветры перестройки. В аэропорту, уже покидая волшебные Гавайи, вместе с коллегами по советской делегации я проходил таможенный контроль. Вдруг я услышал позади вой сирены — это биоконтроль задержал двух наших коллег, шедших сразу после меня. Затем я увидел, как они достали из карманов (как мне тогда показалось) несколько милых серокоричневых мышек и после короткого разговора с таможенником вдруг, к моему ужасу и отвращению, начали (уподобляясь герою знаменитого рассказа Пантелеева «Пакет»), жадно и торопливо поедать тельца несчастных гавайских грызунов… Вскоре же выяснилось, что пытливые советские ученые пытались тайно вывезти, якобы в подарок детям Страны Советов, киви — этот невиданный у нас экзотический фрукт, но, будучи пойманными бдительным биоконтролем, тут же решили (чё два бакса терять?) съесть несчастных живьем и даже со шкуркой прямо на месте. Помню, как уже в самолете, очнувшись от легкого шока, я спросил одного из пожирателей киви, не хочет ли он, по примеру перелетных дроздов и грачей, доставить-таки в своем кишечнике на милую, далекую родину семена вожделенного эксклюзивного растения? Юмора ученый-кивиед (или кививед) не понял, он лишь икал. Между тем известно, что почти так же в Южную Америку был вывезены основные сорта французского винограда, и теперь мы с удовольствием попиваем прекрасные чилийские и аргентинские вина, чем очень недовольны спесивые виноделы Шампани и Лангедока. Кстати, с киви не все так уж и ясно. Если резко повернуться в сторону вазы, наполненной киви, то на какую-то долю секунды можно заметить, что у киви есть маленькие розовые лапки, которыми они отчаянно скребут себя — видно, в их шерстке тоже водятся блохи.