Давид Беньковский - Любовь красное и белое

Оглядываюсь. Смотрю вперед, назад, по сторонам, — пусто, никого. Хорошо, что я езжу этой дорогой, по захолустью, к тому же пятница, вечер, лето, тепло, у людей есть дела поинтереснее шатания по улицам. Пусто! Никого! Быстро принимаю мужское решение! Поворачиваю ключ в замке зажигания, давлю на педаль газа и с пробуксовкой покидаю место преступления. Отлично!

Жаль только моего бедного автомобильчика! Краска содрана до металла, весь бок покорежен! Зеркало оторвано! Плачь, Павел, плачь! Каждый мужчина плакал бы на твоем месте!

Наконец я дома, в нашей огромной, со вкусом обставленной квартире. Ставлю на пол портфель, ноутбук и коробку с документами, чтобы в выходные поработать. Прислушиваюсь. Ну разумеется, тишина, разумеется, Майки нет дома. Никто меня не ждет. Никто меня не встречает. Никто не выходит, чтобы меня поприветствовать. Никто не выбегает из комнаты и не бросается на шею со словами:

— Ах, Павча, ты пришел, мой милый Павча, наконец-то ты вернулся. Устал, наверное, мой адвокат ненаглядный. Виктор, отойди от папы, посмотри, какой он сегодня уставший.

Никто не выбегает из кухни, не щебечет, не подскакивает от радости.

— Ах, Павлик, наконец ты пришел. Я тебя целый день ждала, ждала и чуть не заснула, убаюкивая Викторка, но я знала, ты вот-вот придешь. Хочешь есть? Разогреть? А хочешь, я салатик быстро сделаю? Специально для тебя купила морской коктейль и помидоры, такие, как ты любишь, — зеленые. Переодевайся и приходи, я тебя жду, — щебетала она раньше и так на меня смотрела, что мне оставалось надеяться только на Выдержку, Выдержку, Выдержку.

А теперь тишина. Стою в холле. Один. С портфелем, ноутбуком и коробкой документов. Не ждет меня женщина. Моя женщина меня не ждет! Прикрываю глаза и массирую лоб. Ничего не понимаю. Не понимаю, как это случилось. Совершенно не могу понять! Но как же меня это задевает, ой как задевает! А разве настоящего мужчину может что-то задевать?!

Вдруг слышу бряцание шпор. А, это Дед, Дедуля! Дед к нам в гости приехал. Вернее, Отец. Дед и Отец в одном лице. Наш Дед и Отец приехал! Как же хорошо, что он приехал, что он здесь! Приехал нас навестить и остался на несколько дней. Потому что наш сосед Алекс с третьего этажа, наша телезвезда, пригласил его к себе на программу, на кулинарное шоу. Потому что Дед и Отец — настоящий полковник, партизан, кавалерист и герой. Именно такой человек — живая история Польши — нужен Алексу для его программы «Дегустация у Алекса». Ах, Дед, Дедуля! Как же хорошо, что ты приехал, как же хорошо, что на свете есть Дед!

Дед выходит из комнаты для гостей. Одет незаурядно: в парадный мундир, затянутый расшитым поясом, с саблей и бело-красной повязкой на рукаве. На ногах блестящие черные сапоги со шпорами. Дед решил в таком виде выступить в программе Алекса и поэтому ходит так с тех пор, как к нам приехал.

Он направляется ко мне пружинистым, бодрым шагом. Дед — мужчина статный, с гордой осанкой и военной выправкой. Выглядит сильным, ой сильным! По-настоящему сильный мужчина наш Дед. С благородным лицом, густыми бровями и орлиным носом. Кожа у него гладкая, немного загоревшая, здоровая и упругая. От него исходит истинно польская энергия — энергия полей, лугов, лесов, воздуха, которого Дед надышался за время военных кампаний, битв и восстаний. Глаза у Деда проницательные, голубые и властные. Как взглянет, так душа в пятки и уйдет. А когда он отдает приказы, глаза блестят!

Смотрю на Деда и забываю о тишине, о том, что ничего не понимаю, о задетом самолюбии. Я тоже становлюсь решительным и энергичным, распрямляюсь и уверенно смотрю вперед.

— Приветствую тебя, сын, — говорит Дед, подходя ко мне. — Ну, иди, дай тебя обниму!

— Приветствую, Отец и Дед. — Встаю перед ним на колени и обнимаю. — Как провел день?

— Встань, встань, сын мой. — Дед и Отец в одном лице помогает мне встать. — Устал я, — признается он, тяжело вздохнув. — Ни на миг не присел. Готовил маневры, перегруппировки, командовал построением целой оравы детей соседа твоего знаменитого, Депутата и Министра. Отрабатывали защиту мусорки. Одни штурмовали, а я с двумя старшими держал оборону! И чувствовал себя там… — Дед мечтательно смотрит вдаль. — Чувствовал себя, как тогда, в крепости. — Дед глубоко вздыхает и продолжает: — Компания у нас там собралась как на подбор. Съехались со всей Речи Посполитой на защиту нашей Пресвятой Девы! — Дед говорит все громче и быстрее. — Все с саблями в руках, готовые сражаться! — Его звучный голос, голос Полковника и Улана разносится во всей квартире. — Наше первое настоящее Восстание, когда все эти подлецы продались москалям, австриякам и даже чехам! Тьфу, что за мерзость, даже чехам! И эти предатели хотели разговоры разговаривать, искать компромисс. Но мы сказали: довольно! Бог, честь, отчизна! Никаких разговоров, никаких переговоров, никаких реформ! Крест и сабля! Поединки, переходы, выступления и битвы. Да… Все могло бы пойти иначе, если бы не измена, не предательство! — Дед замолкает и снова смотрит куда-то вдаль. Кивает, словно соглашается со своими мыслями. — Дети у пана Депутата и Министра — что надо! — заявляет, очнувшись от своих мыслей. Он весь разгоряченный, раскрасневшийся. — Отличные бойцы из них выйдут, прекрасные солдаты! — Дед берется за рукоять сабли и нежно ее поглаживает. — Ну, еще фехтовал с этими мордоворотами, которые охраняют Депутата и Министра твоего знаменитого. Скучно им, вот я их и растормошил немного. Бились мы на саблях в коридорах и на лестницах. Потом к нам еще охрана дома подключилась. Все такие деловые, обученные, а я их побил. Одному даже по лбу досталось, его «скорая» увезла. От потери крови он сознание потерял. Но битва была что надо. А потом мы с детьми Депутата и Министра пошли во двор — штурмы и перегруппировки отрабатывать. Так день и прошел, в боевых учениях. Ну а ты что такой понурый? Что с тобой, сын мой?