Владимир Орлов - Земля имеет форму чемодана

И опять звонил стюард Анатоль.

— Простите, Евгений Макарович, — поспешил Анатоль, — прошу вас, не захлопывайте дверь! Два слова!

— Ну, ладно. Два слова. И не более!

— Во-первых, раз вы решили голодать, мне необходимо вернуть на кухню утреннюю посуду. Вот вам пакет.

Куропёлкин накидал в пакет тюбики и флаконы, доставил их Анатолю.

— Спасибо! Большое спасибо! — раскланялся Анатоль. — Теперь во-вторых. Люди, которые сейчас размышляют, заводить ли с вами сотрудничество, не всё поняли в смыслах некоторых ваших требований.

— Это каких же?

— Ну, например, что значит ваше последнее требование.

— Не последнее, а концевое. И что же такого особенного в этом требовании? — спросил Куропёлкин.

А сам и не помнил, что он сгоряча под конец потребовал.

— Скрасить моё одиночество, — будто чтецом телеподсказчика принялся повторять требование Куропёлкина Анатоль, — скрасить моё одиночество присутствием вблизи меня Баборыбы мезенской породы…

«Надо же! — подумал Куропёлкин. — Какие толковые мысли приходят иногда мне в голову!»

Спросил будто бы в недоумении:

— Ну, и что же тут такого непонятного? Для счастливых дней мне необходима Баборыба.

— Кто такая Баборыба? — растерялся Анатоль.

— Обыкновенная Баборыба. Мне нужна самая простая, но красивая, — сказал Куропёлкин. — Мезенская. Без чешуи, без плавников и без хвоста. Ходит по траве босиком. Рост, желательно, — 172–175 см. Шатенка. В крайнем случае, брюнетка. Но не крашеная.

— Что ещё?

— Ах да, — вспомнил Куропёлкин, — условия. Чтобы выросла на естественных кормах, без пищевых добавок и норвежских красителей для якобы форелей и лососей…

— А есть баборыбы-то?

— Вот тебе раз! — возмутился Куропёлкин. — Конечно, есть. Были и есть! В давние времена поморы в своих хождениях на кочах на Грумант брали баборыб, те и кашеварили, и врачевали… Иди! Запомни и передай непонятливым.

— Передам, — испуганно пообещал Анатоль.

— Ну и всё, — сказал Куропёлкин. — Два слова я выслушал.

И, дурак, захлопнул дверь.

А она снова и при нажиманиях на кнопку над притолокой открываться не пожелала.

Закрыт. Задраен.

«Ничего, — подумал Куропёлкин, — вот добудут и доставят Баборыбу, опять явятся с разговорами…»

Странно, но ни вечером, ни на следующий день желания пожрать не возникало. То ли выдавленное из тюбиков было до того отвратительным, что уничтожало в организме Куропёлкина любые аппетиты. То ли, напротив, его снабдили какой-то энергетической баландой, способной обеспечить его жизнедеятельность на дни вперёд. Или даже подготовить его к непосильным подвигам.

Каким? Стюарду Анатолю явно было назначено проговариваться. Его, Куропёлкина, якобы исследовали. Не обследовали, а исследовали. Будто бы как лётчика-испытателя. Или как… космонавта, что ли? Накось выкусите! Ни в какие исследуемые-обследуемые попадать он не согласен. Ничего с подносов Анатоля, чтобы потом не оставлять кому-то материалы для анализов, жрать не будет. Подопытной тварью сделать себя не позволит. Воду из рукомойника в санузле он попробовал, в воде разбирался, хорошая вода, в сухой голодовке он продержится неделю. А то и с десяток дней.

«Всё. Побездельничаю. Почитаю. Там какие-то книжки на полке, — разрешил себе Куропёлкин. — Телевизор смотреть необязательно. А стены надо будет попростукивать ещё раз. Вдруг какие-нибудь полезные кнопки и обнаружатся…»

Вспомнил, что на чердаке успел взглянуть лишь на ходики.

Поднялся на чердак и проторчал у чердачных окон полчаса. Виды из них напомнили Куропёлкину о походе за грибами шампиньонами. Впрочем, утверждать, что именно здесь он шлялся с пустыми бутылками в пластиковом пакете, Куропёлкин не стал бы. Возможно, его приволокли в иное поместье госпожи Звонковой.

Однако не красоты Подмосковья удерживали Куропёлкина у окон.

Метрах в пятидесяти от его жилища стояла доставленная, судя по вмятинам в траве, тягачом фура. То ли холодильник-рефрижератор. То ли прицеп для перевозки контейнеров (с японскими арбузами, мелькнула шутейная мысль).

Никаких рабочих звуков не раздавалось, муравьи в комбинезонах вблизи фуры не суетились. Стояла ли она здесь прежде, Куропёлкин не знал. Поутру наблюдать её Куропёлкину вроде бы не приходилось. Впрочем, и сейчас внизу из окон первого этажа он фуру не смог увидеть.

Мимолётное было соображение о том, что его приволокли в иное имение Звонковой, возобновившееся в Куропёлкине, вдруг расстроило его. С чего бы? А вот с чего, принялся объяснять себе Куропёлкин. Душ душем, но здесь наверняка нет Дворца водных процедур и нет смешливых массажисток Сони и Веры с их нежно-умелыми руками. И уж, конечно, в привычном для неё поместье оставлена (и к кому-то приставлена) горничная Дуняша Шоколадная. Было бы иначе, она нашла бы способ напомнить о себе.