Владимир Орлов - Земля имеет форму чемодана

Преобразование началось с серьёзных выволочек руководителям Центра. Политолог был переброшен к генетикам, с указанием украшать стилистическими оборотами и цитатами труды укротителей дрозофил.

С Куропёлкиным дело решилось быстро. Его даже хотели произвести в главнокомадующие. То есть в начальники Центра в генеральском звании, что Куропёлкина, естественно, напугало. Но трезвые умы сейчас же напомнили о том, что Куропёлкин не состоит ни в одной из заседающих в Охотном ряду партий и не желает в них вступать, да его, памятуя о его подвигах в ночных клубах, и не примут ни в какую партию. А потому следует удовлетворить просьбу Куропёлкина и ввести его в штат вольнослужащим без каких-либо надбавок к окладу. Удивил Куропёлкина Консультант (Консультант ли на самом деле?) Бавыкин. Он принялся защищать и хвалить Политолога, а его, Куропёлкина, отругал. Сказал, что он, Куропёлкин, никакой не геонавт, а всего лишь пешеход-любитель, возможно, профессионал в пожарном и морском делах, в нашем же деле его вознёс помойный случай, а так его надо держать подальше от исследований Центра (при этом он обернулся к Кадровику).

— Тем не менее Евгений Макарович утверждён отвечающим за подземные богатства Джугджура. И менять что-либо мы не будем.

Бавыкин пожал плечами и более ни слова не произнёс.

Вечером Куропёлкин сказал жене:

— Ну, твой Бавыкин хорош!

— Он так и сказал «помойный случай»? — удивилась Звонкова.

— Так и сказал.

— Значит, помойный случай — это я! — рассмеялась Звонкова. — Ну, мужики… Я-то думала, что у него всё в прошлом… Что у него интерес к Дуняше… А он…

— Ну и что тут смешного?

— Это нервный смех! Теперь я понимаю, почему при твоём падении в Люке Бавыкин не включил свои батутные устройства улова. Две мотивации. Два искушения. Две пробы. Может, повезёт с осуществлением проекта. А если не повезёт, предполагаемый соперник не будет бередить душу. Вот и произошёл, из-за моей блажи, помоечный случай. Остерегайся общих дел с Бавыкиным, прошу тебя!

— По-моему, ты всё упрощаешь! В такого Бывыкина я не верю. Гений и злодейство, что ли? Конечно, себялюбец, но примитивный, осатаневший от приступов любви, способен на самые бредовые поступки. А Бавыкин-то человек масштабный, исполин, по его разумению, инспектор часовых поясов, а вдруг и держатель сил всей планеты, разве может он даже и в страсти своей быть таким мелким?

— Смотря кто обьект его страсти, — сказала Звонкова.

— Ох! Ох! Ох! — произнёс Куропёлкин. — Заслуги-то какие! Красота-то какая! А не с ним ли ты и сейчас? А? Может, и у тебя было две или три мотивации?.. И несмотря ни на что, он мне интересен. Я даже хотел объясниться с ним. Но, пожалуй, не буду.

А Звонкова расплакалась.

Куропёлкин растерялся, присел перед Звонковой на четвереньки, обнял её колени, стал целовать их, но успокоить подругу не мог.

— Ты меня обидел… — прошептала Звонкова.

И снова Куропёлкин ощутил, какой он неловкий и прямолинейный человек.

Но тут по полу гостиной мимо Звонковой и Куропёлкина прошагал Башмак. На его боку зажглась бегущая строка: «Я не к вам. Я к горничной» — и скрылся в соседней комнате.

Глаза Звонковой были сухими. Она в недоумении смотрела то на Куропёлкина, то на закрывшуюся за Башмаком дверь.

— Дуняша! — выкрикнула наконец она. — Дуняша!

Потом с осторожностью и призывая Куропёлкина в телохранители, она направилась в комнату горничной. Ни Башмака, ни Дуняши в ней не было.

— Она давно этого хотела, она сама этого хотела, — повторяла Звонкова. — А с твоей бестактностью, Куропёлкин, мы ещё разберёмся. Скажи спасибо, что у меня сейчас важные хлопоты.

Важные хлопоты, как выяснилось позже, были связаны с жизнеустройством Баборыбы. Сейчас здоровьем Мезенцевой занимались психотерапевты. Естественно, исходом родов Мезенцева была потрясена. Вспоминали, как она рыдала и умоляла оставить ей хоть одну, хоть две икринки, она их воспитает, они её наследники, им были дадены государственные сертификаты. А приплод в те минуты увозили в какой-то в особенный рыбопитомник. Рассказывая об этом, Звонкова подносила платок к глазам. Звонкова утешала страдалицу не только словами, она учредила для неё приличную ежемесячную стипендию до дня совершеннолетия мальков. Брюнет и творческий опекун Мезенцевой пытался отделиться от неё, но никак не мог вернуть натуральный цвет волос, а только чернел и чернел. («Ты не уволила его?» — спросил Куропёлкин. «Пока нет, он всё же толковый исполнитель…») А вокруг Мезенцевой уже крутился шустрый молодой человек Анатоль, он был уверен в том, что как только Мезенцева очухается, с её историей и её прекрасным телом да ещё и с разъездным мегааквариумом, можно будет бомбить корпоративные попойки. Купания же Баборыбы Анатоль собирался предварять, при трезвой ещё аудитории, байками и нелепостями профессора Удочкина («Не одними же кильками кормиться профессору»). Эта идея Звонковой (насколько она поняла Мезенцеву) показалась осуществимой.