Владимир Орлов - Земля имеет форму чемодана

— Это вряд ли.

— Вас обидели мои неловкие слова, — сказал Селиванов. — Но это ведь вы только поначалу растерялись. Но потом-то… Потом-то, исключая, конечно, дурацкого Штирлица, вы проявили сообразительность и гибкость, особенно в Майами… И будто бы даже имели вполне достоверную легенду, в неё ваши собеседники почти поверили… Кстати, как вам сподобилось узнать пароль для встречи с людьми Барри-Бошдана?

— Это насчёт Земли и Чемодана, что ли? — спросил Куропёлкин. — Откуда мне ведомо? Во мне прозвучал внутренний Голос!

— Складно, — сказал Селиванов.

— И интуиция, — добавил Куропёлкин, — подсказала.

— Складно, — повторил Селиванов.

— То есть мои отношения с людьми, принявшими меня в Майами, под вопросом? — спросил Куропёлкин. — Или они вызывают непрояснённые сомнения?

— Сомнения порождены мелочами, — сказал Селиванов. — Но они ничего не решают. К вам существует нерушимое доверие. И вам, именно вам назначен к исполнению следующий шаг в освоении секретов Вселенной.

— Как красиво-то! — воскликнул Куропёлкин. — С моей фамилией и секретов куриного насеста или пивного ларька освоить невозможно!

— По поводу вашей фамилии мы уже говорили, — сказал Селиванов. — И нет нужды к этой теме возврашаться. Вы на новое и более ответственное пробивание — кандидат номер один.

— Ну, уж… — чуть ли не с угрозой произнёс Куропёлкин и жестом показал, каков у него несломленный и несогнутый обстоятельствами жизни нрав натуры.

— Иного выбора вам, Евгений Макарович, — сказал Селиванов, — не предоставят. Вы — созданный природой идеальный экземпляр для осуществления открытий профессора Бавыкина и обязаны служить Отечеству.

— Послужил уже и не раз, — сказал Куропёлкин. — А теперь пойду в дезертиры. Или повешусь. Или… Что ещё хуже… Вернусь под опеку госпожи Звонковой.

— А она вас, — рассмеялся Селиванов, — сразу и в Люк!

— Вы полагаете? — растерялся Куропёлкин.

— И это нам как раз было бы на руку! — воодушевился Селиванов. — Этот вариант нами даже не рассматривался. Надо же!

— Вряд ли Нина Аркадьевна, — неуверенно выговорил Куропёлкин, — способна за один и тот же проступок назначить повторное наказание.

— А это уже будет наказание за обретение Баборыбы! — радостно заверил Куропёлкина Селиванов.

— Я повешусь, — пообещал Куропёлкин.

— Не выйдет, — сказал Селиванов. — Родина не допустит.

— Посмотрим, — буркнул Куропёлкин.

— Я вас не запугиваю, Евгений Макарович, — сказал Селиванов. — Я просто стараюсь, чтобы вы привыкли или хотя бы начали привыкать к неизбежности нового подвига…

— За что мне это наказание? — вздохнул Куропёлкин.

— Да что вы, Евгений Макарович, — не выдержал Селиванов, — как баба нервная! Не хватало, чтобы вы ещё слезу пустили… Видимо, пришла пора свести вас с Бавыкиным…

— Да на кой мне ваш Бавыкин! — рассердился Куропёлкин. — Разговор с ним ничего не изменит. А обувь мне чинить не надо.

— То есть с обувью у вас всё в порядке?

— Да, — подтвердил Куропёлкин.

— Хорошо, — сказал Селиванов. — Стало быть, встречу с Бавыкиным устраивать не будем.

— Впрочем, Сергей Алексеевич, — вспомнил Куропёлкин, — одна из кроссовок у меня продырявлена гвоздём.

— Хорошо, — сказал Селиванов. — Ваша проблема с кроссовкой будет учтена…

И исчез.

Возможно, удалился (взлетел или унырнул) в своё измерение.

Но возможно, в этом же измерении помещался сейчас и сам Куропёлкин.

Что же касается объявленной дыры в кроссовке, то её не было. И зачем он придумал злокозненный гвоздь, толком Куропёлкин понять не мог. Будет ли учтена его проблема с якобы подраненной кроссовкой, его волновало мало. Хотя желание встретиться с надсмотрщиком над часовыми поясами и кое о чём расспросить его в Куропёлкине несомненно существовало.

Но Башмак молчал. А навязывать кому-либо общение с собой Куропёлкин не любил.

То, что его принялись готовить к новому подвигу (сброс в Люк, выходило, привёл к его первому, по чьим-то понятиям, подвигу), не могло не встревожить Куропёлкина. Какой он был остолоп! Убоявшись немилостей мироеда Верчунова и увольнения из ночных прапорщиков (на что жить-то в Москве?), сунулся в хозяйство неведомой ему мадам Звонковой. Где теперь Верчунов с фальшивыми песо? Но вдруг и его посчитали нужным вернуть на историческую родину? Только этого не хватало! Видеть его мерзкую рожу Куропёлкин не пожелал бы. А вот побывать в Грибных местах своих бывших коллег-артистов, даже таких, как Серёженька Стружкин и «шерстяные», он бы не отказался. А уж потрепаться с поручиком Звягельским вышло бы просто удовольствием.