Коре Холт - Состязание. Странствие

Начальник экспедиции обряжает свое лицо в приветливую улыбку. Она будто штора, подвешенная на булавках, в любую минуту может оборваться. По ночам он в своей тесной каюте точно зверь в клетке; порой выскакивает на палубу, спотыкаясь о собак. Команда ничего не знает, он обманул ее. Люди наняты для рассчитанного на несколько лет плавания в северных льдах. Суровые мужчины подписали строгие контракты. Держали ручку так, словно то была лыжная палка. В контракте они заверяют, что последуют за Амундсеном, будут повиноваться Амундсену, подчиняться Амундсену. Но ведь это при условии, что поименованный Амундсен сказал им правду? Чего он не сделал.

Он зверь в клетке и усердно помогает команде во всех работах. Начальник не гнушается никакого дела. Кто-то смывает с палубы собачий кал. Тотчас начальник присоединяется к нему. Он это умеет — скользить по палубе в резиновых сапогах, споласкивая доски так, что сапоги становятся такими же грязными, как палуба. Еще один способ завоевывать приверженцев. В то же время он чем-то отталкивает от себя и сам об этом знает.

Впрочем, на борту есть еще один человек, которому теперь известно, куда идет судно. Фамилия капитана — Нильсен. Он моряк, далек от философских высот. Твердо стоит на палубе и не спотыкается ни о собственный каблук, ни о свои воззрения. Амундсен скоро уразумел, что Нильсену следует знать все. Играть в молчанку со шкипером негоже. Обманывать шкипера на борту судна, где он хозяин, неприлично. А потому — разговор с глазу на глаз. Сперва твердое рукопожатие, затем несколько коротких слов:

— Понимаете, Нильсен… Я ведь могу на вас положиться?.. Вы понимаете, что я подразумеваю?..

Нильсен кивает, хотя ничего не понял и не знает, что наполовину уже куплен. А начальник экспедиции вдруг наклоняется над столом — герой севера и юга, человек, о котором кричали газеты, глаза словно шилья, и в то же время он ухитряется изобразить нужду в поддержке:

— Нильсен! Вы можете хранить тайну?..

— Конечно!

— Тогда я вам расскажу все.

И вот — он тщательно подготовился — из бумажника извлекается написанный загодя документ. Нильсен ставит свою подпись. Он будет нем как могила. И его посвящают во все.

Посреди Атлантики, не сказав Нильсену, что другие тоже будут посвящены в их тайный план, начальник продолжает наступление на тех, кто может забить отбой, когда ему вскоре придется выложить правду. На борту есть два лейтенанта, Ертсен и Престрюд. Умный начальник не станет держать в неведении лейтенанта. Хитрый начальник заводит разговор наедине сперва с одним лейтенантом, говорит: «Об этом известно только капитану и мне, а теперь и вам, ведь я могу положиться на вас, Престрюд? Подпишете?»

На очереди второй лейтенант. Может ли он отказаться, когда первый уже обещал помалкивать? Теперь остается команда.

От собачьего воя на «Фраме» ад кромешный. На борту судна 97 собак. Они привязаны повсюду, гадят всюду, люди спотыкаются о псов, чешут уши псам, нянчат псов, сидят на псах; в зоне пассата, ища на палубе спасения от жары, спят на псах. Но эскимосских лаек отличает склонность выть в унисон. Какая-то одна запевает, однако найти, какая именно, почти невозможно. Тайный запевала избран на эту роль самим всевышним, и голос у него такой, что горы дрожат и шторм пристыженно затихает. Вот он начал. Ему вторят остальные. То прибывая, то убывая в силе, хор собачьих голосов перебирает все ноты гаммы, с могучей силой разносится над океаном, и судно подставляет палубу зыби, дрожа и кренясь от давления звуковых волн. Вот кто-то выскочил из каюты. Он чертыхается. За ним появился другой, пинает первую попавшуюся собаку. Но это не та собака, не заводила, та сейчас предусмотрительно помалкивает. Зато остальные девяносто шесть удваивают мощность, посылая свои голоса к звездному небу. Еще двое появляются на палубе, сжимая кулаки. Один из них в деревянных башмаках. Он снимает башмак, целится. Промахивается, башмак летит за борт, и хозяин башмака обнаруживает, что стоящий рядом товарищ смеется. Затрещину ему! Но это уже чересчур. Еще секунда, и начнется потасовка. Тут вмешивается шкипер. Каким-то чудом его рыканье прорывается в паузу, когда собачий хор переводит дух, чтобы тотчас продолжить концерт. Взамен драки между людьми начинается потасовка с собаками. И пошла баталия, на одного человека приходится шесть, восемь, десять собак. Но псы продолжают выть. И «Фрам» ковыляет через океан, подгоняемый слабым бризом с правого борта и старомодным маленьким храбрым мотором, что похрапывает, точно добрый дядюшка, который задремал, пропустив в рождественский вечер три лишних стаканчика.