Владислав Князев - Русская комедия (сборник)

— Не могу, — признался Геракл. — Загибай.

— В плаще, — весомо отчеканил Лука Самарыч. — Если точно, в плащ-палатке, пошитой колдыбанской швейной фабрикой „Большевичка“. Из прорезиненного брезента. Не китайский шелк, конечно. Зато не промокает и не воспламеняется. Никакие громы и молнии с небесного Олимпа не страшны.

— Родиться в плащ-палатке? Каков же здесь переносный смысл? — сделал большие глаза полубог.

— А таков, уважаемый блатной товарищ, что на прилавках нашего универмага „Приволжский“ больше ничего подходящего и днем с огнем не сыщешь.

— О деревенщина! — завелся с полуоборота Геракл. — При чем тут прилавки вашего замызганного универмага?

— А где же нашему герою барахло доставать? В супермаркете, что ли? — рассердился и Лука Самарыч. — У меня папа — не мэр, мама — не директриса, дядя — не рэкетир… Кстати, если уж вы такой блатной, почему под свой день рождения только сорочку отхватили? Про штаны забыли? Зря. Хорошие штаны тоже сейчас на зарплату не купишь. Вот я, к примеру, в шароварах хожу. К тому же они на три размера больше. А куда деваться? Не разгуливать же полуголым, как в Древней Греции?

— О великий Зевс и мудрейшая Афина! — опять завелся без бензина невыдержанный супергерой. — Дайте мне силы не убить этого жлоба одним ударом. Его надо убивать медленно, чтобы он прозрел хотя бы перед смертью…

Родиться в сорочке, волжский карась, — это значит быть счастливчиком! Все равно что родиться с серебряной ложкой во рту и так далее. Прозрел?

— Так уж и с серебряной? Небось нержавейка, — не поверил Лука Самарыч.

— Жлоб! Из нержавейки у нас корыта для свиней делали. А у меня все было из серебра. И ложки, и тарелки — вся посуда.

— Люкс! — позавидовал Лука Самарыч. — С серебра, говорят, любое кушанье само в рот просится, только успевай слюнки глотать.

Но тут же встряхнулся:

— Однако и мы не лыком шиты. Я, например, родился с сигаретой в зубах. Оно, конечно, слюноотделения не вызывает, а если и вызывает, то только для того, чтобы отплюнуться. Зато сигареты „Махорочные“ местного производства обладают другими замечательными свойствами. Пыхнешь раз-другой — сам вулкан Везувий закашляет и зачихает. Продемонстрировать? Только заранее предупреждаю: за Везувий ответственность не несу. Потому как в нашей аптеке да за наши деньги ни от кашля, ни от насморка — ничего…

— Стоп, селедка! — прервал божественный эллин. — Ты что мне мозги пудришь? У кого же ты сосунком закурить стрельнул? У своей кормилицы, что ли? Ха-ха-ха…

— Какой еще кормилицы? — в свою очередь не понял колдыбанец.

— Той самой, у которой грудь сосал! — возликовал Геракл: вот и припер к стенке колдыбанского трепача.

Но Лука Самарыч аж руками на него замахал:

— Да вы, оказывается, еще и циник! Зевс с вами! Кто бы меня к женской груди близко подпустил! Да я и сам правила приличия понимаю. Так что аморалку вы мне не шейте.

— При чем тут приличия? — возмутился Геракл. — Я, например, трех кормилиц в порядке живой очереди сосал и ничуть не стеснялся. Что тут такого?

— Так это же вы. Вам, несмышленышу, на момент рождения сколько было? Всего девять месяцев от момента зачатия.

— А тебе все десять, да? — попытался съязвить Геракл.

— Да нет, не десять, — спокойно возразил Лука Самарыч. — Считай, уже пятьдесят. И не месяцев, а годков. Как родился, так сразу и золотой юбилей справил.

— О боги Олимпа! — взревел вечно неисправным „Москвичом“ несравненный Геракл. — Чтоб мне с тумбочки убиться, если вы когда-нибудь слышали такую ахинею и видели таких болванов! Как прикажете прихлопнуть этого подкидыша-подлещика? Предлагаю — самым садистским образом.

Полубог уже было взмахнул кулачищами, но, видимо, команда с Олимпа последовала не такая, какую он ожидал. Физиономия Геракла изобразила глубокое удивление, потом поверхностное прозрение и наконец — искреннее удовлетворение.

— Эй, подлещик, — заулыбался супергерой всех времен. — Боги Олимпа приказали мне прихлопнуть тебя как-нибудь в другой раз. А пока живи и загибай дальше. Уж очень богам забавно. Да и я, если по-честному, прямо заслушался…

И он облапил своего нового знакомого, да так душевно, что вековые дубы и ели на отрогах Жигулей застонали, будто завидели передовую бригаду местных лесорубов».

Я оторвался от рукописи и дипломатично поиронизировал:

— Это удивительная колдыбанская быль?

— Это удивительная колдыбанская легенда, — уточнил летописец-любитель. — Былины наши — еще удивительнее. А колдыбанские были — уже и сил не хватит удивляться.