Надин Бисмют - Без измены нет интриги

Жан зачерпнул ложкой соус со смесью трех перцев и вылил на край своей тарелки, потом точно так же обошелся с беарнским и с ярко-оранжевым, почти красным, карри. «Когда видишь, — сказал он вдруг, — детей на улицах Калькутты, то с легкостью веришь в существование ада на земле. Ничего страшнее и вообразить нельзя; словами это не опишешь. Надо видеть, и все». Жан подождал, пока стечет бульон с кусочка мяса, донес его до своей тарелки и обмакнул в соус карри. Подул на него и положил в рот. Медленно прожевал, проглотил и добавил: «Надо видеть, это такое, что правда не поддается описанию, нет таких слов». Жан печально покачал головой, будто нехватка слов удручала его сильней, чем людские беды, которые он не способен был живописать.

Лизе вспомнилась Калькутта, тот страшный и захватывающий — не оторвешься — репортаж, что она видела не так давно по телевизору. Передача была про мать Терезу, и действительно, повсюду ее окружало множество детей — наверно, те самые дети, о которых говорил Жан; тут Лиза наконец поняла, что же он, по всей видимости, хотел этим сказать. Ну да, они ведь ездили в Индию и в Индонезию, Мюриэль и Жан, в прошлом году. Их не было целый месяц, Лиза тогда несколько раз заходила к ним полить цветы. В благодарность они подарили ей статуэтку — смешного пузатого человечка. «Это Будда», — сказал Жан. Лизе он понравился — такая лапочка. Она поставила его в подвале на полку над стиральной машиной. Вообще-то надо бы найти ему другое место, потому что всякий раз, доставая стиральный порошок или ополаскиватель, она задевает фигурку, и та грозит упасть. Крайне неудобно получается.

«Просто объедение твое фондю, Лиза, в самом деле, оно удалось тебе на славу, ты бесподобно готовишь!» — восторженно выдала Мюриэль, извлекая из бульона кусочек брокколи. Норман присоединился к похвалам, Жан сдержанно покивал головой. У Лизы так и вертелось на языке: «Да бог с тобой, Мюриэль, милочка, что ты, не смеши меня!» В самом деле, разве может не удаться фондю по-китайски? Это уж надо быть или очень невезучей, или совсем криворукой. Или просто дурой? «Спасибо», — все же сказала она, а про себя подумала, что с тем же успехом могла бы приготовить жаркое, курицу или рыбу. Но Мюриэль и Жан — такие давние друзья. Они с Норманом не видели их почти четыре месяца, и фондю по-китайски показалось ей самым подходящим вариантом из всех возможных: все вилки ныряют в общий котел, все сыты и довольны, и полное единение душ. «О да, фондю по-китайски сближает», — сказала себе Лиза, убежденная в правильности своего выбора.

Жан подцепил вилкой гриб и окунул в бульон. Его вилка налетела на вилку Нормана, а та рикошетом стукнулась о вилку Мюриэль. «Боробудур на Яве… — произнес он задумчиво. — Когда видишь этот памятник, чувствуешь себя таким крошечным, таким жалким, таким… ничтожно малым. Мы ведь так ничтожно малы, правда? А когда видишь Боробудур, ощущаешь себя крупинкой земли… обращаешься в пыль». Он приложил большой палец к указательному и сощурил глаза, наглядно показывая микроскопичность расстояния между ними. У Лизы мурашки побежали по спине: нет, это невозможно, она не хочет быть такой малюсенькой. Никогда и ни за что. Жан, как всегда, все преувеличивает. Все же, если уж выбирать, Лиза предпочла бы стать землей, но не пылью. Вернуться в землю. Не быть вечно гонимой ветром. Чего Лиза не выносила, так это нестабильности.

Лиза посмотрела на Жана: тот извлек свою вилку из бульона, снова зацепив вилки Нормана и Мюриэль. «Не мала ли посудина? — подумалось ей. — Да… Надо бы купить другую, побольше». Она перевела взгляд на Мюриэль, сидевшую напротив, потом на Нормана, сидевшего по левую руку: а чем бы предпочли стать они? Землей или пылью? Пожалуй, ее засмеют, если она об этом спросит.

Жан положил вилку на тарелку; от гриба шел пар. Он подтянул рукава и откинулся на стуле. «А как дела у тебя на фирме после слияния?» — спросил его Норман. «Все отлично», — отозвался Жан. Он взглянул на свой гриб так, будто уже наелся, и продолжал, подняв глаза на Нормана: «Знаешь, если бы ты мне сказал, когда мы учились в коллеже, что когда-нибудь я приду к убеждению, что желания — корень всех бед, и буду учиться обуздывать их, говорить „нет“ этой самой жалкой части своего „я“, ни за что бы не поверил. А между тем сегодня я именно так смотрю на жизнь». Мюриэль погладила Жана по затылку и, смеясь, добавила: «Я тоже, милый, мы с тобой вместе встали на духовный путь… Вот только иногда мне за тебя тревожно, ты впадаешь в интегризм…» Жан поморщился: «У тебя холодные пальцы». И Мюриэль убрала руку. Приподняв брови, она взглянула на Лизу, словно бы говоря: «Ох уж эти мужчины! Все одинаковы!» Лиза постаралась ответить ей своим самым красноречивым взглядом, означавшим: «Да, но что поделаешь, мы их все равно любим!»