Татьяна Булатова - Мама мыла раму

Девочка не поверила своим ушам.

– Хватит, – вдруг посерьезнела Антонина Ивановна. – Один раз замуж сходила: никогда не забуду. И вообще, нормальная женщина своего ребенка ни на кого не променяет.

Самохвалова была нормальная, на минуту Катька в это поверила и преисполнилась чувством благодарности. Никакого, значит, террариума!

Все испортила тетя Шура, прибежавшая на ночь глядя вызвать «Скорую» для свекрови – скакало давление. Обе Самохваловы уже бродили в ночных сорочках, а Антонина, так вообще, как положено, с бигудями на голове. Санечку, невзирая на экстренность ситуации, мучило любопытство. Из-за необходимости караулить сбившуюся с пути Ириску она давно не измеряла пульс соседской жизни, поэтому изрядно отстала в своих представлениях о сегодняшней норме самохваловского быта.

– Ну как? – на бегу задала банальный вопрос Главная Соседка.

– Нормально, – наспех ответила Антонина Ивановна и подмигнула левым глазом.

Вместо прихожей Санечка промаршировала на кухню, где и была ознакомлена со всеми произошедшими переменами.

– Да ты что! – периодически восклицала она и хлопала себя по груди. – Да не может быть!

Антонина что-то шептала соседке на ухо, после чего тетя Шура всплескивала руками и косилась на дверь в Катькину комнату.

– Прям так и сказала?

– Прям так и сказала, – подтвердила Самохвалова и повторила: – Неужели, говорю, ты думаешь, твоя мама тебя на какого-то мужика променяет?

– А она?

Антонина что-то прошептала соседке на ухо.

– А он?

– И ему сказала: дети детьми, а у нас с тобой – своя песня.

– Всем, значит, угодила? – захихикала еще недавно печальная Санечка.

– Всем, – согласилась Самохвалова и добавила ради красного словца: – Пусть думает, что дороже ее у мамы никого нет. Когда, Шура, время уходит, и не такое скажешь. И врать будешь. И изворачиваться…

– Это они пусть врут и изворачиваются! – вдруг заверещала Главная Соседка и толкнула Антонину ногой. – А нам, матерям, никто, кроме них, не нужен. Ни Петя твой, ни Коля…

Антонина Ивановна вытаращила на Санечку глаза, пока не догадалась обернуться: у входа в кухню, почти за самой спиной, закусив губу, стояла Катька и с презрением смотрела на мать.

– Я все слышала, – объявила девочка и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, направилась в «спальну».

Самохвалова побелела: тщательно оберегаемый покой их небольшой семьи снова оказался нарушен.

– Господи, Шура! – всплеснула она руками. – Нелегкая тебя принесла на ночь глядя!

Главная Соседка виновато опустила голову и буркнула:

– Пойду «Скорую» встречу.

«Скорую» впору было вызывать уже для Антонины. Самохвалова попробовала открыть дверь в «детскую-спальну», но обнаружила, что та подперта чем-то изнутри. Явно не стулом, чем-то более громоздким и увесистым. «Неужели стол сдвинула?» – засомневалась она и поскреблась в дверь.

– Ка-а-ать! Открой.

Девочка молчала.

«Нет… – размышляла Антонина Ивановна. – Не стол. Я бы слышала. Как бы она его по ковру тащила?»

Никакой стол Катька по ковру не тащила. Сдвинуть знаменитую Сенину кровать оказалось на порядок легче: она легко поехала по крашеному полу из ДВП, оставляя за собой едва заметные полосы. Покойный Самохвалов предусмотрительно приклеил ко всем четырем ножкам добротный плотный войлок. Забаррикадировав дверь, девочка легла головой к ней и стала наблюдать за своими ощущениями. В груди жгло, лицо горело, а лоб, руки и ноги оставались холодными, как ледышки. Кровать дважды содрогнулась – это мать попыталась с силой открыть дверь. Катька злорадствовала: «Знала! Знала, что и так будет! Ни на кого тебя не променяю! Ненавижу! Ненавижу тебя!»

Самохвалова снова и снова напирала плечом, тихонечко постукивала, не прекращая взывать к Катькиному благоразумию. Все было тщетно.

– Открой, – безнадежно попросила Антонина Ивановна и, не дождавшись ответа, пнула дверь ногой. – Ну в кого ты такая?

«Какая?» – замерла девочка.

– Ну в кого ты такая? – снова повторила свой вопрос мать и опустилась на пол. – Бездушная, глупая… За что ты меня ненавидишь? – бормотала Самохвалова, не рассчитывая на ответ. – Зачем я тебя рожала? Мучилась? Беременная ходила… Для того, чтобы дверью по морде получить? Сволочь ты, – набирала обороты Антонина Ивановна. – Самая настоящая сволочь. Эгоистка махровая! Я всю жизнь тебе посвятила, ночей не спала, выхаживала тебя. Для чего? Чтобы сдохнуть здесь под дверью?!