Наталья Нечаева - Замри и прыгни

— Ты же сказал, что не искал. — Распопов с нескрываемым удовольствием наблюдал за тихой истерикой собеседника.

Окажись он на его месте, уж взял бы себя в руки! По крайней мере никакой слабости бы не выказал. А этот… Рассупонился как баба, того и гляди разрыдается. Не можешь бизнес делать, не лезь. А влез — соответствуй.

— Да чего искать-то? — суетливо заерзал в кресле Рыбаков. — Сейчас пойдем в бухгалтерию, все текущие договоры там. Сам увидишь.

— Пошли, — встал Распопов.

Не спрашивая разрешения, выбулькал себе в бокал остатки «Хеннесси», выпил, стянул с тарелки кружок лимона, смачно причмокнул.

— Лена, — крикнул Рыбаков, — открой нам бухгалтерию!

Заскочила накрашенная мартышка, ни кожи ни рожи, Андрей Андреевич и тут поставил себе жирный плюс: Катька-то хоть ростом вышла и ноги от ушей, а эта… Да с такой любовницей на людях стыдно показаться, не то что в приемной держать…

— У меня рабочий день, между прочим, давно закончился, — заносчиво высказалась секретарша, явно обиженная тем, что любимый шеф не привлек ее к приятной беседе в компании такого достойного гостя.

— Не понял, — притормозил Рыбаков. — Кто тебе слово давал? — И обернулся к Распопову: — Вот вам живая иллюстрация к нашему разговору. Стоит чуть-чуть допустить слабину, садятся на шею. Еще и ножки свешивают! — И он смачно припечатал ладонью девичий зад.

Леночка задохнулась от негодования, швырнула на стол ключи и выскочила из кабинета, хлопнув дверью.

— Баба с возу, коню легче, — прокомментировал директор «Центуриона». — Уволю завтра к чертовой матери. Надоела хуже горькой редьки.

— Что? — возникла в дверях девчонка, очевидно ясно слышавшая сакраментальную фразу. — Это я тебе надоела хуже горькой редьки? Да? Да это ты мне надоел, понял! Это я от тебя увольняюсь! Совсем! Навсегда! Пошел ты!

Снова грохнула дверь, и тут же мстительно и громко застучали по коридору удаляющиеся каблучки.

Рыбаков растерянно развел руками. Распопов, моментально вспомнив недавний демарш Катьки, и тут не преминул себя похвалить: с ним любовницы так себя не ведут. Уважают. Чувствуют силу. И этот, размазня, сейчас почувствует…

Владимир Георгиевич, однако, быстро взял себя в руки, видно, выходка секретарши и впрямь его мало задела, сгреб ключи, кивнул гостю: пошли.

Уютный, весь в цветах, кабинет финансистов был очень похож на бухгалтерию «Озириса». Те же заваленные папками стеллажи, тот же набор справочников, кодексов и налоговых уложений, те же магнитные ежики с топорщащимися скрепками, и даже чайные чашки, тускло поблескивающие вокруг белой колбы электрочайника, Распопов готов был поклясться, были того же темно-синего с золотом колера, что и у его работниц.

— Так, где у нас тут договоры. — Директор «Центуриона» оглядел кабинет. — Не прячут же они их в сейфе… Автострахование, сентябрь, — взял он одну папку, — автострахование, февраль… Нет, это все не то. Вот, — он вытянул с полки черный дерматиновый скоросшиватель, — «Прочие договоры». — Пролистнул, отложил. — Стойте, что я мучаюсь? Сейчас позвоним и все узнаем. Зоя Сергеевна, добрый вечер!

По тому, как он произнес это имя, даже не произнес — проворковал, Распопов мгновенно понял, что к этой Зое Сергеевне у директора имеется совершенно определенный интерес. И отнюдь не рабочий. Потому, видно, и секретаршу послал…

— Зоя Сергеевна, — продолжил беседу Рыбаков, — простите, что беспокою. Кроме вас, и спросить не у кого, есть ли у нас договор о страховании медицинского центра «Озирис». Есть? — Он очень удивился. — А где лежит? А, в красной папке, наверху… Вижу! Нашел. Да нет, все в порядке. Тут ко мне приятель заскочил, директор «Озириса», вот, решили кое-что уточнить. Да-да, точно, как два генерала. — Он радостно засмеялся. — Так где ж сейчас рядовых взять? Все отдыхают, чтят Трудовой кодекс. Да не переживайте вы так за меня! Конечно, отдохну, какие мои годы. Ну, до завтра.

Вытянул красную папку, тут же раскрыл, пролистал несколько документов, остановился и углубился в чтение.

Андрей Андреевич терпеливо присел напротив. Не лез с расспросами, не выказывал заинтересованности, не торопил. Просто ждал. Как ждет полководец минуты неминуемого и неизбежного триумфа. Как ждет боевой генерал рапорта адъютанта о заслуженной победе. Как ожидает мудрый отец-руководитель раскаяния и покаяния нерадивого подчиненного.

Рыбаков отчего-то громко хмыкнул, прочел первый лист еще раз, широко и облегченно улыбнулся. Вскинул торжествующие глаза на гостя, перевернул страницу, пробежал глазами остаток документа.