Дмитрий Быков - Квартал. Прохождение

Не хотите эту — можете спеть другую. От любой в жилы наши и мускулы вливается сила — та сила, что всегда наступает от совпадения нашего ритма с ритмом мира.

Людей, говорящих тут о наивности, романтике и отрыве от реальности, просят заткнуться, чтобы не позориться. Вот то, что можем мы противопоставить всему, что ненавидим в жизни: не добро, но яркость. Ночь, огни пароходов, гром волны в ущелье. Это не имеет отношения к добру, но совершенно убийственно для зла.

Если нам нравится звучание нашего голоса с балкона в сыром осеннем воздухе, можем спеть еще раз — плевать на соседей, нам ничего хорошего не сделали эти соседи.

Сегодня мы обходим по периметру весь Квартал и замечаем странную вещь.

В нем все поменялось, все точки переехали.

Место, где приходили лучшие мысли, стало местом любви. Точка неприятностей стала точкой, где случится важное. Горка стала местом добрых чувств, а опасность теперь вообще чувствуется все время.

Заметили?

Это потому, что мы изжили, преодолели «Квартал», он стал теперь местом других чувств и ассоциаций, и все в нем как бы говорит там: ты слишком тут задержался, делать здесь тебе больше нечего, ты получил стартовый толчок, и теперь тебя ждут совершенно другие пространства. И отжимаешься ты тоже гораздо лучше.

Это не значит, что тебе здесь больше не рады. Но теперь тебе надо искать другой «Квартал».

Прощаемся с прежними местами и чувствуем, что ничего не чувствуем. Как это правильно, как хорошо мы собой распорядились. Зато небо — о, с небом все прекрасно. В нем мы угадываем теперь удивительно ясные сигналы, и заметьте, как сегодня светло и ясно, какие большие белые облака плывут над нами.

Но что-то нас томит, что-то нехорошо. Тревожно.

Невозможно понять, в чем дело. Вероятно, так всегда бывает при переходе на новый этап.

Но что-то нам подсказывает: нет, мы не перешли на новый этап. Старый мы утратили, а к новому еще не пришли.

Слишком все легко, вот что. Слишком просто нам это казалось. А надо решительней, надо уничтожить все, что нас еще здесь держит. А пока мы зависли в межеумочном пространстве и не знаем, что такого с нами произошло. Да, мы выпали из множества ложных зависимостей и отягощающих связей, и в нашем родном квартале, где мы живем, нам уже не место. Но сами-то мы прежние, и что-то очень важное с нами еще не случилось — надо бы понять что.

Но я еще не могу. Я просто чувствую, что на этом берегу делать уже нечего, а на другом меня еще не примут. И я не знаю, что надо сделать.

У меня был такой сон: я сижу в сквере на скамейке, здесь, в «Квартале». Мне вообще часто снится «Квартал». Я умер, и вот решается моя судьба. У меня есть последний час, на который меня отпустили, чтобы я здесь что-то исправил. Снег идет, но медленный, он поблескивает в луче фонаря. Куда мне пойти? Я бегу в дом, где жила возлюбленная. Я виноват перед ней, это надо как-то исправить. Подъезжает троллейбус, я вспрыгиваю туда, меня все видят, и все на меня смотрят без особенной надежды, как бы говоря: попробуй, конечно, но ничего не получится. И действительно, я бегу к ее подъезду, а дверь заперта. (При этом я помню, что сейчас этот дом снесен, его нет, но ведь и я в некотором смысле снесен.)

Хорошо, я бегу к друзьям, но они заняты собой, у них свой, посторонний разговор, в котором я ничего изменить не могу. Дома еще какой-то посторонний мужчина, друг с женой спорят о нем, а он молчит. Жена подчеркивает, что это друг дома, и настаивает, чтобы он жил с ними. Муж пытается ей объяснить, что это нельзя, но рациональных аргументов нет. Их действительно нет, если вдуматься, во сне я это хорошо понимаю. Я ухожу. Куда теперь?

Теперь мне надо к женщине, которую я не любил, но она любила и всегда выручала меня. Я должен, вероятно, как-то исправить это, искупить вину перед ней, но я прибегаю, а там другой человек, она теперь лечит и спасает его. Если хочу, я могу остаться тут, на кушетке. Вдруг мне с ужасной ясностью приходит в голову мысль: мир всегда смотрел мимо меня. И на меня поэтому всегда так сильно действовали женщины не то чтобы роковые, но странные, с блуждающими, плавающими глазами. Глядящие как бы мимо меня на что-то главное.

Меня не устраивает это главное, вот в чем дело.

И я остаюсь в сквере, и снег начинает идти все гуще. Не буду я исправлять свою участь, меня устраивает моя участь. Я все равно не понравлюсь тому, что тут главное, — даже добрым женщинам, которые жалели меня.

И вдруг, по тихой улыбке сквера и снега, я понимаю, что сделал именно то самое, что и не надо ничего исправлять, а надо…