Андрей Десницкий - Здесь издалека (сборник)

Лиза ни минуты не колебалась. Я даже сомневался, хотя ей не говорил, а внутри скреблось: сможем ли растить всю жизнь такого, надо ли… А Лиза материнским нутром приняла: родила — себе, а не чужим. И выходила. И рос практически без отставания, наравне со сверстниками, только кто видел со стороны, чего это стоило ей. Да и мне, в общем-то, тоже…

Он, кажется, что-то спрашивает. Ах да, про библиографию. Почему не упомянут академик Степанян. Ну да. Про себя он спросить стесняется, понятное дело, хотя изо всех щелей прёт: я тут авторитет, как ты смел меня не упомянуть, щенок?

— Да, Виктор Анатольевич, библиография весьма неполна, я включил только то, что имело прямое отношение к теме, понимаете…

— Миша, Миша, ну сколько можно на задних лапках перед заграницей! У нас же своя школа, в конце концов, вы посмотрите, кого вы цитируете! Что мы вечно у них в ученичках ходим!

— Я обязательно учту вашу критику в своей следующей работе.

Да, кажется, яду я в последнюю фразу переложил. Ну ничего, не рассохнется. Ученички! на задних лапках! Ну что за чванство.

На библиографию посмотреть! Да ты сам посмотри, что пишут эти, которых ты мне навязываешь — бывшие специалисты по составлению словаря В. И. Ленина, разогнанные волной демократизации, не иначе. Читать невозможно. Что же я, виноват, что по этой теме наших работ — раз-два и обчелся? Ну не хочу я тебя цитировать, не Маркс с Энгельсом, в конце концов.

Если кто и ходил перед кем на задних лапках, так это Лиза передо мной. Чувствовала, боялась потерять? Или просто характер такой? Только лучше бы не ходила, лучше бы отшила пару раз, огорошила, может быть, я бы образумился пораньше, всем бы легче было…

Ну все, все, отвезу я отзыв к тебе в контору, не надо мне лишний раз напоминать. Обязательно отвезу, мне самому же надо.

— На защиту придете, Виктор Анатольевич?

— Посмотрим, посмотрим, Миша, времени очень мало, в деревню вот уезжаю…

Значит, не придет. И правильно. В деревне тебе только и работать, в колхозе. Пахать на тебе, светило.

— Всего доброго!

— Белых шаров, Миша!

— Большое спасибо!

— До свидания!

— До свидания!

Раскланялись наконец-то. Заурчал со скрипом лифт, дернулся, и не с первого нажатия кнопки поехал вниз.

У нас дома не было лифта. Когда мы ссорились с Лизой, я выходил покурить, и курил полчаса, иной раз час — рядом с домом, в лесопарке, на пустых вечерних дорожках. Знал, что Лиза волнуется — и то ли наказывал ее, то ли просто успокаивался. Ей говорил, что успокаивался, она считала, что наказывал, а на самом деле… На самом деле — наслаждался свободой. Полчаса, а мои. Курю, иду, как в одной дурацкой песне поется. Все равно иначе эти скандалы было не прекратить.

До сих помню один такой перекур. Стоял ноябрь, город готовился к зиме, и ледяной ветер пробирал до костей, а мне только того и надо было — выстудить, выморозить свои нервы. Было уже очень поздно, прохожие почти не попадались, и я шел, взметая ногами заиндевелую листву.

И тут меня словно стукнуло. Я вдруг понял, что не люблю Лизу, а люблю Маришку. Это было просто как молния, как самое простое объяснение: я люблю другую женщину. Вот и всё, и больше не надо ничего придумывать и ни о чем таком говорить. Только я понимал, что не смогу этого сказать ни одной, ни другой, ни даже самому себе — вслух. Всё навсегда останется таким, как есть, думал я, потому что от Лизы я не уйду. Я кто угодно, не предатель. И Маришка не бросит своего астрального Леню — хотя бы просто из-за ребенка, если не из-за чего другого.

И я тогда рассмеялся, так всё было просто. И даже не так уж и плохо, если задуматься. Ведь любовь — не обязательно общая постель и общая корзина с картошкой. Это может быть и общее дело. У меня есть жена и есть любовь — я очень богат, сказал я себе. Ничего, что они не совпадают. Многим ведь и такого не досталось.

Смешно, я ведь и вправду тогда так думал.

Какой все-таки мрачный и сырой подъезд… На улицу, скорее на улицу, где дыхание свежего ветра. Где я могу встретить ее. Или хотя бы Леню. Где я могу увидеть свое прошлое.

Маришка, она ведь всё выслушивала. И это было очень много. Я мог ей рассказать, как на подходе к собственному дому мне вдруг становилось просто неприятно туда идти — и я даже не понимал, почему. Вроде всё как обычно, а просто дом — не мой. Вроде и Лизу рад был видеть, и тем более Вадьку, но переступить через порог буквально не мог. А Маришка вот понимала. Понимала и даже говорила, как и у нее — то же самое. И я выслушивал про ее астрального мужа, который и сексом-то занимался по какому-то тантрическому распорядку, ведомому ему одному, а живая и настоящая жена стыла в пустой постели.