Александр Андрюхин - Награда королевы Марго

— Не могу. Начальство ругается, — развел руками вахтер, не отрывая взгляда от купюры. — Ну ладно, иди! В случае чего ты прошел через подвал родильного отделения.

Дежурный сокрушенно вздохнул и щелкнул замком. Трубников одним прыжком влетел на второй этаж и сразу же наткнулся на знакомую медсестру. Та сделала большие глаза и испуганно покосилась по сторонам.

— К нему больше нельзя. Главврач запретил. Уходите немедленно. — Сестра укоризненно покачала головой. — Мы вас пускаем, делаем поблажки, а вы лезвия таскаете.

— Кто это вы? — сдвинул брови посетитель. — Кто еще, кроме меня, приходил к моему другу?

— Никто! — растерялась сестра.

Трубников впился в ее глаза, и сестра виновато заморгала. Голубушка явно что-то недоговаривала, но разбираться времени не было.

— Так что у вас тут произошло? — сверкнул глазами Евгений.

Медсестра попятилась от такого напора.

— Я не знаю. В тот вечер настроение у него было нормальное. Он шутил, улыбался. Даже хотел вместе со всеми пойти смотреть хоккей, но остался в палате. Думал, что вы придете. Времени полдесятого, десять — вас нет. Ну, зашла я в одиннадцатом часу, а он сидит на кровати, бледный, трясется, глаза по пятаку, и режет лезвием бинты. Я подбежала, отняла лезвие. Тут еще нянечки подоспели, помогли его скрутить. Где взял бритву — не говорит. Только трясется и глазами испуганно вертит.

— Быстро веди меня к нему, — перебил Трубников и вытащил из кармана зелененькую.

Медсестра снова с опаской зыркнула по сторонам, затем перевела взор на банкноту и неуверенно спросила:

— Надеюсь, вы без бритвы?

Не дождавшись ответа на свой дурацкий вопрос, она схватила сто долларов и скороговоркой пробормотала:

— Только недолго. Пять минут, не больше. Иначе мне голову оторвут.

Медсестра развернулась и быстро засеменила по коридору к самой последней двери. Остановившись перед ней, она в какой уже раз воровато покрутила головой, после чего торопливо вытащила ключи и отперла изолятор.

— Я вас запру. Только вы потише разговаривайте, — прошептала она и толкнула посетителя за дверь.

Трубников шагнул в изолятор, и в груди у него екнуло. На кушетке, сжавшись, словно побитая кошка, сидел Диман. Он был с головой укутан в одеяло. Его лицо было бледным, худым и безумным. Волосы взлохмачены, под глазами чернота, в глазах — полное отсутствие жизни. Если до этого у Трубникова было подозрение, что Колесников плетет какую-то хитрую интригу, то сейчас оно разом исчезло. «Бедняга просто спятил», — с жалостью подумал Евгений.

При виде Трубникова, Колесников втянул голову в плечи и прижался спиной к стене. Но вдруг глаза его радостно вспыхнули.

— Женька, ты! Фу, как я напугался.

Трубников осторожно приблизился к нему и сел на табурет.

— Здорово, Диман!

— Здорово, Женек! Ты где так долго пропадал? Я думал, ты — все! Больше не придешь.

— Я сидел в следственном изоляторе.

— В следственном изоляторе? — удивился Колесников. — За что?

— Мне кто-то подкинул героин. В машину. Сечешь?

Глаза Колесникова расширились. Расширились совсем не по-сумасшедшему, а вполне здраво, как всегда они округлялись, когда его что-то удивляло.

— Ты думаешь, это я? Женек, что было — то прошло. Я трижды раскаялся за гашиш…

— Успокойся. Я совсем не думаю, что это ты. Но может, знаешь кто?

Диман на минуту задумался, затем отрицательно покачал головой.

— Хоть режь меня, даже приблизительно не могу сказать.

Приглядевшись к нему, Трубников подумал, что какой он, к черту, сумасшедший? Вполне нормальный парнишка. Что же у него с головой?

— Ну, рассказывай, что произошло?

В глазах у Колесникова мелькнул ужас. Он метнул растерянный взгляд на дверь и затрясся.

— Женька, вытащи меня из этого дерьма или мне конец.

— Да в чем дело? Говори, не трясись! Что случилось?

— Он приходил! — прошептал Диман и вжал голову в плечи. — В тот вечер все ушли смотреть телевизор, а я сижу, жду тебя. Вдруг дверь так медленно-медленно открывается и входит Олег. Я сначала подумал, что ты, пригляделся — покойник. — Колесников выбил зубами дробь и продолжил: — Подходит он ко мне так тихо-тихо, с такой зловещей улыбкой. Я пячусь за кровать и от страха даже пикнуть не могу. И вдруг он поворачивается ко мне боком, и я вижу на его правом виске черную дыру, а вокруг запекшуюся кровь. Он опять поворачивается лицом и вдруг начинает медленно протягивать мне руку. Я пячусь назад и вжимаюсь в стену. Он задирает рукав, и я вижу на его руке чуть повыше локтя черные следы пальцев ног. Покойник усмехается и таким хриплым загробным голосом говорит: «Это след от ноги мэра. Он меня пнул, когда плавал в пруду».