Кристиан Гарсен - Полет почтового голубя

Еугенио положил бумажку назад в шкатулку. Он задержал взгляд на темных и тихих альковах, расположенных в форме шестиконечной звезды, и ему показалось, что он понял. Тогда он встал. То, что ускользнуло от него в первый раз, теперь показалось ему очевидным и невольно заставило усмехнуться: он находился в самом центре лабиринта, откуда выходили эти коридоры, один из которых, возможно, выведет его наружу, к свету. Частое употребление метафор, что, казалось, особенно нравилось китайцам, заставило задуматься его о том положении, в котором он очутился. Еугенио вспомнил предыдущие дни и сказал себе, что за неделю прошел несколько коридоров в большом лабиринте Пекина: свернул с дороги, повернул назад, снова свернул с дороги в надежде попасть в центральную комнату. После многих сомнений он наконец до нее добрался, но потом возвратился в указанное место и вот теперь снова находится в лабиринте, в комнате, откуда лучами расходятся несколько коридоров. «Структура, которая повторяется бесконечно независимо от масштаба», — сказал он в самолете Чжану неделю назад. Теперь эта аналогия показалась ему довольно забавной.

Он направился к одному из трех столов, на столешнице которого заметил, почти не удивившись и даже в душе ожидая этого, маленький лабиринт, вырезанный из дерева. Он взял его и повертел в руках. Это могло быть, к примеру, местом казни для насекомых. Он вспомнил, что где-то читал об этом. Кажется, в середину сажали саранчу с листом салата, а паука — в один из входов в лабиринт и смотрели, что будет дальше. Саранча занималась исключительно салатом, тогда как паук быстро мчался по закоулкам лабиринта. Рано или поздно охотник настигал свою жертву и набрасывался на нее. Именно перед тем, как попасть в центр лабиринта, Тесей застиг Минотавра спящим, подумал Еугенио. И вот я здесь. Остается узнать, Тесей я или кто-то другой.

Мягкий шум шагов, шорох отодвигаемой шторы и легчайшее колебание пламени свечей подали ему знак, что кто-то вошел в комнату.

— А я вас знаю, — сказал Еугенио. — Я где-то вас уже видел.

— Возможно, — ответил парень с улыбкой, не обращая внимания на дым, пропитавший комнату.

Он сел напротив Еугенио и протянул ему руку.

— Вспомнил, — Еугенио тоже протянул ему руку, — это было вчера вечером в баре отеля. Вы сидели за столом один. Вы — Пьетро Савелли, не так ли?

— Да, так, — произнес Савелли. — Добрый вечер.

— Добрый вечер, — машинально ответил Еугенио.

Оба молчали. Облокотившись на стол с безделушками, Савелли крутил в пальцах лабиринт, вырезанный из дерева. Он был очень высоким, и казалось, что ему тесно в маленьком кресле. Он без конца двигал длинными ногами, которые напомнили Еугенио две антенны, наделенные собственной жизнью. Казалось, Савелли ищет подходящие слова.

— Хорошая ловушка? — неожиданно спросил Савелли с легким, едва различимым итальянским акцентом.

— Да. Для саранчи? — наугад спросил Еугенио.

— Скорее, для лягушек. Или для майских жуков.

Заметив, что Еугенио воспринял это без восторга, он продолжил:

— Знаете, это не более жестоко, чем коррида. Здесь у жертвы тоже есть шанс. Если паук засомневается, какую дорожку выбрать, чтобы настичь саранчу, партия прерывается. Но, как и в корридах, речь идет о случае, который вмешивается, скажем… довольно редко. Это, конечно же, эвфемизм.

— Я не очень люблю корриду, — заявил Еугенио. — Не знаю, нахожу ли я это занятие слишком снобистским или слишком вульгарным. Но вы, наверное, хотите рассказать мне об Анн-Лор?

Пьетро Савелли вынул из кармана пачку коротких сигарет, таких же, как у Джеймса Стюарта, предложил одну Еугенио, и они оба закурили. Он небрежно бросил спичку в вазу, украшенную голубым и сиреневым витым орнаментом. Его ноги продолжали нервно двигаться.

— Скажите мне лишь одно: могу я встретиться с Анн-Лор, чтобы наконец сообщить о ней отцу? — продолжил Еугенио.

Савелли несколько секунд смотрел на него, хмуря брови. Казалось, он пытается что-то быстро обдумать.

— Анн-Лор мертва, — спокойно произнес он, выпуская дым от сигареты.

Еугенио вытаращил глаза и замер, совершенно ошеломленный. Конечно, эту возможность нельзя было исключать, день-два назад он даже к ней приготовился, но, несмотря на все, новость его неприятно поразила. Он глубоко вздохнул и обвел взглядом вазы, мебель, потайные двери, лицо Савелли — довольно красивое и очень мужественное. Затем спросил, сам удивляясь глупости своего вопроса: