Елена Белова - Мать-ехидна лучше всех! Записки уборщицы-интеллектуалки

Примерно подобную мысль мой ребенок и попытался сформулировать в письменном ответе на классное задание, за что и был впоследствии раскритикован.

— Понимаешь, мы рассматривали на уроке возможные примеры выхода из подобной ситуации — что делать, если в дверь звонит неизвестный. Задать неизвестному вопрос о его намерениях. Или пообещать позвать родителей. Но в самостоятельной работе нам велели придумать собственный вариант, не повторяя разобранные примеры, — говорила Полина. — Хотя, если подумать, что толку задавать вопросы через дверь? Все равно Понтий Пилат так громко лает на чужих, что не разобрать ни слова. Тройку в журнал поставили — жалко, — грустила девочка. — Вообще так много троек и двоек за этот тест!

— Не стоит расстраиваться из-за школьных оценок, тем более по предметам, не вполне понятным с точки зрения нормального человека, — утешала детку ее умудренная жизнью мать. — И доверься классику: никогда не разговаривай с незнакомцами…

Последнее родительское собрание помимо обязательных денежных поборов принесло и приятный момент: творческие работы моего исключительно одаренного ребенка были принародно признаны самыми удачными во всем классе. «Еще бы, с такой-то матерью», — нескромно подумала я, решив наконец-то расслабиться и предаться заслуженному отдыху от домашних заданий. И лишь только я стянула с носа виртуальные учительские очки и сбросила с плеч профессорскую мантию, намереваясь облачиться в традиционный безразмерный байковый халат домохозяйки, как моя пятиклассница подкралась ко мне на цыпочках и ангельским голосом проворковала:

— Мама, мне нужно к завтрашнему дню написать сказку, чтобы ее могли разыграть между собой ребята нашего класса.

Я похолодела. Воображаемый байковый халат внезапно показался очень тонким.

— Сказку в виде пьесы, как для театральной постановки? — уточнила я на всякий случай, в глубине души надеясь, что ребенок слегка ошибся и мы отделаемся простенькой двухстраничной историей о какой-нибудь царевне или крестьянской внучке.

— Да! — торжественно произнесла будущая звезда отечественной драматургии. — Настоящую сказочную пьесу с множеством героев — людей и животных.

Отец моего ребенка с интересом прислушивался к нашему диалогу. Будучи натурой высокохудожественной и имея в анамнезе опыт сценических выступлений, наш папа весьма увлекся идеей самодеятельного спектакля и внес свежее предложение:

— Для начала можно не сочинять пьесу самим. Давайте возьмем готовое классическое произведение и попробуем его разыграть в лицах. Поймем смысл, разберемся с мизансценами, поймаем драйв — одним словом, сами замахнемся на Вильяма нашего Шекспира.

— Это как? — спросила Полина.

— Ту би ор нот ту би! — возопила я.

— Не надо буквально понимать мои слова, — осадил меня режиссер-самовыдвиженец. — Я предлагаю беспроигрышный вариант — русскую классическую драму. А еще лучше — трагедию. «Борис Годунов»!

— Не хочу «Борис Годунов», — разволновалась Полина, читающая по программе литературы пятого класса «У Лукоморья дуб зеленый» и народные сказки о Чуде-Юде.

— А зря! — колко бросил вошедший в раж режиссер. — Там есть классная роль как раз для тебя. Марина Мнишек. Красавица-полячка.

Что ни говорите, а с красавицами-полячками в русской классической литературе дело всегда обстояло отлично, как у Александра Сергеевича, так и у Николая Васильевича. Чувствуя, что волей необъективного режиссера мне уже уготовлено амплуа невзрачной русской женщины, я робко осведомилась о собственной роли в зарождающемся домашнем представлении.

— А ты будешь Пименом! — провозгласил человек, когда-то говоривший мне о любви. — Монахом!

Я от возмущения потеряла дар речи и неожиданно стала олицетворять собой безмолвствующий народ.

— А я буду Григорием, тем более что я и на самом деле Григорий, — будущим Самозванцем! Представь себе: келья в Чудовом монастыре. Ты завершаешь летопись — и тебе перевоплощаться не надо, ты у нас писательница. Я прошу тебя рассказать об убийстве Димитрия-царевича, и ты заново переживаешь печальные события. А потом вот так поводишь плечами и выразительно произносишь финальную фразу всей сцены в келье: подай костыль, Григорий! Здорово, правда?

Ночью мне снились монастыри, монахи, костыли, красавицы-полячки и оглушительный свист возмущенного плохой актерской игрой зрительного зала, на деле оказавшийся звоном будильника. Проснувшись до рассвета, я неровной походкой художника, непонятого и отвергнутого своими современниками, поковыляла в школу. Подкараулив в полутемном лестничном пролете учительницу литературы, я растерянно призналась ей в не сочиненной за ночь пьесе.