Валерий Вотрин - Логопед

На трибуну взбежал красный от волнения человек, как позже выяснилось, представитель «Истинно-Надодного Дела» Парин, и, брызгая во все стороны слюной, закричал:

— Есе выходясие из Палтии есть?

На трибуну стали гуськом подниматься многочисленные люди и молча рвать партбилеты. Члены президиума только мигали, сбившись со счета. Когда обрывки последнего партбилета улеглись на пол, Парин завладел микрофоном и произнес в зал:

— Товалиси, выносу на голосование пелеизблание нового пледседателя. Кто за?

Фефелов, когда ему громко повторили на ухо слова Парина, проговорил в микрофон, что предложение переизбрать председательствующего может быть принято только президиумом. Но его уже не слушали. В зале поднялось волнение. Только что вышедшие из Партии перебирались в ряды, где сидели оппозиционеры. Среди них было много немтырей — партийные чиновники, заведовавшие организацией съезда, посчитали, что вреда от них не будет, и пропускали немтырей в массовом порядке. Когда все передвижения закончились, оказалось, что зал поделен поровну между представителями Партии и членами двух оппозиционных партий. И взгляды устремились наверх, к ложам.

Там сидели логопеды. Здесь было все высшее руководство: Ирошников, члены Совета, председатели столичных и областных коллегий, консерваторы и либералы — все в мантиях и высоких шапках, безмолвные, как статуи. Неписаный закон запрещал им вмешиваться в прения и открытые дебаты, но это знали только члены Партии. Поэтому на ложи логопедов смотрели одни несведущие оппозиционеры. Члены Партии не удостаивали ложи ни единым взглядом: для них логопеды были тем, что и всегда, — бесполезными фигурами речи.

Но напрасно было полагать, что логопеды не смотрят в зал и не замечают устремленных на них взглядов. Ни одна деталь не ускользала от них. Когда зал разделился на две враждебных половины, тихий вздох удивления, слышимый только здесь, пронесся по ложам. Логопеды готовились к междоусобной войне, но сейчас там, внизу, ситуация разворачивалась совсем по-другому. Всегда, во все времена они считали Партию опасным союзником, дремлющим врагом, который до срока подчинялся их воле. Но вот враг пробудился и потребовал своего, и они были готовы биться с ним, биться за язык. Именно Партию они в благоприятный момент собирались обвинить в покушении на осквернение языка. Это был бы сильный ход, практически никем не предвиденный: ведь им запрещалось вмешиваться в в ход съездов и прения.

Но чью сторону взять теперь, когда перед ними оказалась не одна Партия, а три, и все в той или иной степени замахивающиеся на языковые нормы? Переизбрать Фефелова было делом нехитрым. Но кто придет ему на смену? Гнусный тарабар, террорист-лингвар, у которого в каком-нибудь закутке припрятан автомат? Какую тогда примут повестку дня? Нет, как это ни противно их убеждениям, поддержать следует Партию. Следует вмешаться в дебаты, нарушить неписаный закон. А уж потом, оставшись лицом к лицу с Партией, продолжить борьбу. И на время забыть междоусобные ссоры. В конце концов, придет время и для них, и на ассамблее клинки скрестятся.

Такие мысли читались в незаметных взглядах и тайных жестах, которыми обменивались логопеды.

Внезапно для тех, кто сидел в зале, неподвижные фигуры в ложах зашевелились. Одна из них встала и величественно сошла к трибуне. Это был Ирошников. Представители Партии изумленно разглядывали его. Они не верили своим глазам: главный логопед самолично нарушил неписаные постановления и решился вмешаться в дебаты.

Речь Ирошникова была краткой. Никогда еще главный логопед не выступал перед таким многочисленным собранием, никогда еще простые люди не слышали живых слов потомка Мезенцева. Ирошников напомнил делегатам съезда об их обязанности блюсти и защищать язык.

— Помните, — раздельно говорил Ирошников, — что сохранение правильной незамутненной речи превыше партий, превыше политической борьбы, превыше споров о демократическом устройстве. Именно ему, языку, мы обязаны существованием в виде сильного государства, и нашими же законами существует он в своей незыблемости. Разомкните этот круг — и наше общество, наше государство перестанут существовать. На протяжении столетий такое государственное устройство поддерживалось Партией и нами, хранителями языка. Не будучи ни в малейшей степени против многопартийности, мы считаем, что на начальных этапах процесса демократизации Партия должна играть роль старшего брата, более опытного, более сведущего, более искушенного в вопросах государственной политики.