Мария Скрягина - Вид на Старый город

Отец Николаус своими проповедями немало людей обратил к вере, в политкорректном обществе он был неполиткорректным, зло называл злом, а добро — добром. Сходить бы сейчас на его проповедь, и может быть, зажглась бы искра в ее пустом сердце, ведь сказано в Евангелии — «В начале было Слово», но нет больше отца Николауса, он умер вместе с прошлым веком.

Она лежала, смотрела в потолок и ждала, когда начнется это. Это будет неприятно, больно, она будет чувствовать себя злой, плохой, жестокой. Конечно, можно отменить собственное решение, чтобы уже совсем не усугублять ситуацию, но Марта молчит, лежит, смотрит в потолок и ничего не отменит.

Вчера она совершила открытие, которое окончательно расстроило ее. Она узнала о себе нечто нелицеприятное, о чем даже и не задумывалась. Потому что это было привычно, это было, как у всех.

У нее был любовник, но не было любви. Как она докатилась до такого? Как позволила себе? Потому что это было удобно — вместе проводить время, коротать вечер за бутылкой вина, потом в постели, никто никому ничего не должен, ни сцен, ни обязательств. Ни будущего. Ни настоящего счастья.

Марта знала, что Кристоф не поймет, обидится, воспримет все на свой счет, в конце концов, разозлится и хлопнет дверью, чтобы уже никогда не вернуться. Марта будет сидеть у окна с пылающим от стыда и вины лицом, выкурит полпачки сигарет, но все равно, она ничего не отменит. Она будет храброй, эта новая Марта.

«В моей жизни не произошло ничего страшного — никто не умер, никто не болен, я сама жива, здорова, у меня есть работа, рядом мои родители, я живу в городе, который люблю, и все же, все же… Откуда такая тоска внутри? Откуда мгновенно охватывающее острое отчаянье?

Переползаю из одного дня в другой, и ничего не меняется. Даже как будто становлюсь невесомей, прозрачней, я будто макет, или фигурка из японского бумажного театра.

Марта исчезает, потому что ее не интересует жизнь. Я заставляю себя выйти из дома, словно боюсь, что, оставшись, сольюсь с интерьером или в конторе фрау Бауманн меня случайно прихватят вместе с рекламным буклетом. Я еще борюсь, я вытягиваю себя за волосы. Но разве я смогу одна? Неужели некому помочь?»

Город был полон людей — горожане, студенты, туристы — никто не терял времени, все спешили по своим многозначительным и выверенным маршрутам, у всех была цель. Цель обычная, простая — посетить супермаркет или торговую галерею, пообедать в ресторанчике, посмотреть древний собор и пару римских развалин, цель солидная — получить образование, повышение, прибавку к зарплате. Со своей карманной фрустрацией, готовой выскочить наружу вместе с носовым платком, ключом от квартиры или горстью мелочи, не имея внутренней карты с проложенной магистралью, Марта была маргиналом, кем-то с обочины. Кому остается только наблюдать за интенсивным движением. Такой человек почему-то легко попадает под колеса…

Мать переживала из-за университета, она не могла понять, что творится с ее дочерью, всегда столь прилежно относившейся к учебе. Регулярно она звонила с новыми идеями и советами. «Я тут подумала. Знаешь, тебе бы стоило заняться политологией. Вот дочь одной моей знакомой окончила курс и сейчас работает в Брюсселе. По-моему, замечательно». Марта молчала. «Нет, ну, ей уже и Брюссель не нравится!». В следующий раз речь заходила о Сорбонне, о Женеве, Кембридже, дочери и сыновья подруг успешно продвигались по университетской и служебной лестнице, писали дипломы и диссертации, устраивались на самые хорошие места, и лишь неудачница Марта проводила лучшие годы, занимаясь, неизвестно чем. Возможно, этими примерами мать хотела подтолкнуть дочь к новым решениям относительно собственной судьбы, надавить на амбиции, на тщеславие. Но таковые у Марты отсутствовали.

Амбициозность Марты была скорее онтологической — она желала найти свое место в жизни. Стоило понять сначала, что есть сама Марта, а уже потом следовать дальше. Но пока ключей к этому открытию не имелось. Так она переживала личностный кризис, и боролась из последних сил. Поддержать ее было некому. Или она думала, что некому.

Отец вообще всех удивил. Он решил жениться. Мать и дочь уже привыкли, что у отца теперь собственная жизнь, что он живет с девушкой, ненамного старше самой Марты. Но все же им казалось, что некое право собственности на него они сохраняют. И даже, возможно, после того, как эта «вертихвостка» бросит его, он вернется в семью. Теперь же становилось ясно, что их отношения носят долгосрочный характер, что отца у них отбирают навсегда. Марта удивилась, что чувство собственности впервые заговорило в ней и при чем, в полный голос. Она обиделась. Ей уже ничем не хотелось с ним делиться, просить совета. А отец считал, что его дочь выросла и сама может разобраться в своих проблемах. И даже не видел ничего страшного в том, что она оставила университет. Он достаточно зарабатывал и мог подкинуть ей на расходы. Остальное его не касалось.