Бен Элтон - Два брата

Вовсе не дурак, Отто понял, что брат прав.

— Езжай, Даг! — вдруг завопил он. — До самой крыши Эмпайр-Стейт-билдинга!

Затрещина оборвала его клич.

— Заткнись, парень! — не стерпел билетный контролер. — Чего разорался у моего турникета? Да еще из-за жидовки.

— Пошел на хер! — окрысился Отто и вновь крикнул: — Дагмар! Уезжай!

Но поезд уже тронулся, а две окутанные паром женские фигуры лишь оцепенело смотрели на свой вагон, проплывший мимо них, потом на следующий и тот, что за ним… Наконец они остались одни на пустой платформе.

Потом мать и дочь побрели назад к турникету. Зеваки глумливо усмехались. Контролер держался надменно и властно, словно железнодорожная форма приобщала его к полицейской акции.

— Проходите, — бессмысленно приказал он. — Ваш поезд ушел, вы опоздали. Шагайте отсюда.

Совершенно растерянная фрау Фишер топталась перед турникетом, слепо глядя перед собой. Дагмар посмотрела на мать и расплакалась.

Пауль принял командование.

— Идемте на стоянку такси. — Он взял фрау Фишер под руку. — Вам нужно домой.

Голос его помог ей очнуться.

— Да, — сказала она. — Спасибо, Пауль, ты прав. Нужно ехать домой.

Пауль повел фрау Фишер к выходу, Отто шел с Дагмар.

— Классно выглядишь, — помолчав, сказал он. — Я еще не видел тебя в чулках.

На заплаканном лице девочки промелькнула улыбка.

— Теперь тебе надо меня защищать, — ломким голосом сказала Дагмар. — Ты это понимаешь, да? Вам с Паулем придется меня оберегать.

— Ну само собой, — ответил Отто.

Через месяц Исаак Фишер предстал перед судом за клевету на Германское государство и его службы. Единственным свидетелем защиты был американский фоторепортер, у которого, как злорадно сообщала геббельсовская пресса, не имелось никаких фотографий для подкрепления своих голословных утверждений. Вдобавок он оказался внуком еврейки, что, похоже, стало еще одной уликой обвинения.

Два других возможных свидетеля защиты в суде не появились. Братья Штенгель навестили фрау Фишер в ее особняке в Шарлоттенбург-Вильмерсдорф, готовые прийти в суд и рассказать обо всем, что в день бойкота видели на Курфюрстендамм.

— Какие вы славные мальчики! — Фрау Фишер сидела в роскошной гостиной — еще не украденном атрибуте прежней жизни. — Но вряд ли свидетельство двух молодых евреев что-либо изменит. Только беду накличете, на себя и на родителей.

Обвинение было гораздо представительнее. Двадцать штурмовиков засвидетельствовали, что Фишеру лишь было сделано внушение за отказ убрать несанкционированный лозунг оскорбительного содержания, вывешенный над входом его магазина. Пришлось самим снять транспарант. Гестаповский офицер и сотрудник министерства образования и пропаганды, позже прибывшие к месту события, показали, что никакого насилия не применялось и подобные обвинения есть не что иное, как измышления проеврейской американской прессы, извращающей факты. В результате суда американского посла вызвали на Вильгельмштрассе и вручили ему ноту министерства иностранных дел.

Герр Фишер получил десять лет исправительных работ с отбытием наказания в новом концлагере Дахау. Однако уже через три месяца он погиб. По официальной версии, его застрелили при попытке к побегу, но тело вдове не показали.

И вновь Стоун сидел за столом с чайными чашками и телефоном тридцатых годов; перед ним восседал пухлый коротышка, из угла поглядывал худощавый молчун. Верный традиции, пузан уже приступил к печенью.

— Надо маленько поднатаскать вас в шпионском ремесле, — сказал Питер Лорре. — Основные шифры, система связи. Конечно, за вами будут следить. Там следят за всяким, кто прибыл с Запада, уж сотрудником МИДа еще как заинтересуются. Едва попытаетесь связаться с Дагмар Штенгель, об этом сразу узнают.

— Они уже знают, — негромко, но твердо ответил Стоун. — Это подстава. Дагмар мертва. Письмо не от нее.

— Что ж, это, конечно, возможно, — согласился Богарт.

— Больше чем возможно. Это правдоподобно. В сто раз правдоподобнее того, что Дагмар — восточногерманский агент. Вам не хуже меня известно, что в Штази антисемитизм еще сильнее, чем в КГБ. Евреев туда не берут. Особенно таких, кто не имеет ни подготовки, ни способностей и всю сознательную жизнь прятался в берлинской квартире либо гнил в лагере.

— Значит, вы полагаете, что кто-то в Штази связался с вами от имени вашей покойной невестки?