Максим Кантор - Хроника стрижки овец

– Простите великодушно.

Сосед сопел и хмурился. Я извинился много раз подряд. Но грек еще неоднократно вернулся к теме едва не попорченного костюма. Он особо подчеркивал, что костюм стоит немало. Даже рассказал, в каком магазине костюм куплен. И каждый раз я снова извинялся. Я действительно не хотел причинить ему ущерб. Я понимаю стоимость его костюма, волнение по поводу столь ценной вещи обоснованно. Но я так поступил не нарочно. Это случайность. Наконец мой сосед успокоился. Костюм остался белым, только газету пришлось выкинуть – стюардесса скомкала ее и унесла. Я устал извиняться. Все возможные слова и мольбы о прощении произнес, не знал даже, что и добавить. И вот грек меня простил. Он улыбнулся мне опять. Мы вернулись к своему чудному демократическому эсперанто. Право же смешно, что мы едва не поссорились из-за двух капель вина – мы, граждане мира, которых объединяет ненависть к тиранам! Мы улыбнулись друг другу от души, и я попросил стюардессу принести другой бокал вина – мне по-прежнему хотелось выпить. Стюардесса принесла еще один бокал красного вина, я взглянул на соседа, тот ответил мне добрым средиземноморским взглядом. То был взгляд товарища по убеждениям. Самолет тряхнуло – и все вино выплеснулось на него. С ног до головы я окатил соседа красным вином. Я даже не посмотрел на его лицо. Сказать было нечего, запас извинений уже истрачен. Просто встал и пересел в другой ряд. О тирании мы так и не договорили.

Великие художники всегда говорят понятно и просто.

Когда Веласкес рисовал инфанту – как заводную куклу, а ее карлика – как огромного трагического великана, то Веласкес хотел сказать именно вот это: королевская власть – финтифлюшка, а уродливый народ – велик. Не надо даже гадать, есть ли иной спрятанный смысл. Сказанного вполне достаточно.

У Веласкеса есть картина «Пряхи», висит в музее Прадо.

На картине изображены женщины, эти женщины заняты тем, что ткут ковер – одна из них поправляет нитки в прядильном станке, в руках у другой веретено, третья разбирает пряжу.

Женщины молоды и прекрасны – но это обыкновенные работницы, простолюдинки, никакого светского шика в их облике нет. Бывает так, что тетки из народа – красивы. Так, кстати говоря, чаще всего и бывает.

Продукт их труда мы видим на заднем плане картины – один ковер уже готов, на нем вытканы грациозные кавалеры и дамы, господа в роскошных нарядах. Пряхи изобразили на ковре глянцевую светскую жизнь.

Пряхи, выткавшие на ковре креативный класс, – это просто-напросто парки. Римские богини – Парки, то есть мойры, то есть богини судьбы, тянущие нити каждой отдельной жизни – в том числе и жизни этих напомаженных куколок. В руках у парок – пряжа бытия, и от желания богинь судьбы зависит: распустить ковер с игрушечными человечками, с Немцовым, Путиным, Акуниным и Собчак, или дать пестрой тряпочке еще немного повисеть.

Парки (которых обычно представляют скрученными старухами), согласно Веласкесу, – молодые и привлекательные женщины, а труд парок – увлекательное дело. Это ведь интересно – выткать узорную картинку, а потом ее порвать. Народу нравится создавать нарядных господ и потом распускать господ по нитке. Так часто бывало в истории, а то, что в промежутках народ выпивает, – дело, в сущности, понятное.

Сидит этакий Швейк в пивной «У Чаши» – и опрокидывает одну за одной. А вдруг это вовсе не обычный алкоголик? Вдруг креативный класс переоценивает степень анчоусности данного выпивохи?

Обратите, кстати, внимание на название пивной, в которой сидит Швейк. «У Чаши», «У Калика» – так названо потому, что пражских гуситов называли «каликстианцами», «чашниками». Гуситы потребовали у римско-католической церкви индивидуальных чаш для причастия – и в конце концов своего добились. Однажды чашники восстали – и перебили угнетателей. И церковь реформировали, и попутно много господ порезали.

Не обольщайтесь, глядя на сонного алкоголика и работницу ткацкой фабрики, – возможно, это Ян Жижка и ваша персональная мойра.

Стоит только дернуть за ниточку – и пестрый коврик креативного класса расползется, ничего не останется вообще. Ворох разноцветного тряпья, клубок пустых амбиций, дрянненькие планы – и больше ничего, совсем ничего.

Существует закономерность: если мозги устроены так, что хочется честных выборов при отсутствии кандидата на выборы, – то эти же мозги полагают, что умение рисовать в изобразительном искусстве не обязательно.