Владимир Колыхалов - Кудринская хроника

— В войну вон, Хрисанф Мефодьевич, люди в танках горели, и то спасали, выхаживали, — ободрял охотника участковый. — А теперь у медицины побольше возможностей бороться с ожогами.

Хрисанф Мефодьевич и Марья несколько были удивлены приходом к ним лейтенанта. О краже мехов они и не вспоминали уже почти, считали добычу потерянной безвозвратно. Марья принялась накрывать на стол, чай ставить и угощения, но Петровин остановил ее, сказал, что ему сейчас застольничать некогда, и пригласил хозяина выйти во двор.

— Хрисанф Мефодьевич, а ты бы узнал свои шкурки, ну те — украденные? — спросил напрямую участковый.

— А где они? — встрепенулся Савушкин.

— Похоже — у Пеи-Хомячихи.

— Это каким же образом у ворожейки-колдовки пушнина моя оказалась? — Хрисанф Мефодьевич так и горел нетерпением узнать.

— Пока ответ ясный дать не могу. Дело требует расследования и доказательств… Собирайся, пойдем к к ней в гости, пока она не спохватилась и сокровища не перепрятала. Хотя ей сейчас не до этого: изводится по издохшему кабану.

— Кабан-то, конечно, зря уморился — жалко, — посочувствовал по-крестьянски Хрисанф Мефодьевич. — Хоть до кого доведись…

Пригласили Володю Рульмастера, Румянцева и вчетвером, чинно и важно, вошли в дом Пеи-Хомячихи, поздоровались. Она лежала на неразобранной кровати в прохладной, сумрачной горнице (шторки на окнах были задернуты), жилистые сухие руки покоились на животе. Блуждающий, жалкий взгляд выдавал ее переживания. Она давно уже подсчитала в уме, что кабан своей гибелью вытянул у нее из загашника целых шестьсот рублей, а то и побольше. Животина так и лежала в картофельной ботве. В ушах кабана и по мокрому его рылу уже ползали мухи.

Приход в ее дом стольких людей, да еще и милиции, заставил Пею подняться с кровати и оглядеть всех встревоженным взглядом.

— Чо надо-то вам от меня? — спросила она исстрадавшимся голосом.

Румянцев покашлял в кулак, улыбнулся, сверкнув зубами.

— Да зашли вот взглянуть, Пелагея Мартыновна, попечалиться вместе с вами. Была бы у нас лесоферма — купили бы вашего кабана.

— Пострадала я с ним, — сказала старуха и потрясла головой.

Володя Рульмастер успел шепнуть Петровину, что корзина на месте.

— Мы пришли к вам, Пелагея Мартыновна, по очень важному делу, — строго начал участковый. — Уговор сразу — не пытайтесь отказываться. Нами давно все проверено, установлено… Вон в той плетенке у вас лежат скупленные меха. Сам факт скупки шкурок ценных пушных зверей есть преступление. Вы, конечно же, слышали, что нынче зимой в охотничьем зимовье штатного промысловика Хрисанфа Мефодьевича Савушкина произошла кража…

Пея этого не ожидала, нижняя губа ее стала дергаться мелко, противно, глаза утонули во впадинах, в них были страх и растерянность.

— Мы — по горячим следам, — продолжал нагнетать Петровин. — Шкурки в вашей корзине случайно видел сегодня ваш постоянный клиент. — И показал рукой на Володю Рульмастера. — Искал лекарство для вас, а нашел краденое. Вытряхните нам содержимое плетенки!

— Там мотки шерсти, — срывающимся голосом произнесла Пея. — Там лоскутки, тряпки…

— Там были меха, — сказал Володя. И смело, решительно подошел к корзине, взял и перевернул ее. На пол, под ноги ему, посыпались слежалые, смятые шкурки.

— Вот это шерсть, лоскутки! — удивленно, обрадованно воскликнул лейтенант милиции Петровин. — Хрисанф Мефодьевич, приступайте к осмотру!

Савушкин начал перебирать шкурки, губы его оттопыривались, на лоб набегали морщины, брови вздрагивали.

— Черт побери! — выругался он громко. — Колонки не мои, белки, ондатры тоже не мной стреляны. А собольки — наши! И норки вот… Большому, темному, я еще лапку нитками пришивал — в капкане напрочь почти открутил. Смотрите — моя работа!

— Меха продавал вам Утюжный! — Петровин не спускал с Пеи-Хомячихи глаз. — Лучше давайте, я повторяю, начистоту, Пелагея Мартыновна. По вам наши органы внутренних дел давно плачут. Это я к слову так — плачут! Следили мы тут за вами, знаем все ваши дела-делишки. Товарищи понятые, прошу садиться. Вместе с вами буду допрос снимать. Протокол составим по всем правилам… А вы успокойтесь, Пелагея Мартыновна. — Примите лекарство, водички попейте, оно и полегчает, полегчает…

Подвинули стулья к столу и расселись. Петровин вынул бланк протокола из полевой сумки, ручку достал.

— Итак…

— Господи! — перебила криком его Пея-Хомячиха. — И зачем я связалась с ним, с этим чертом Утюжным! Аюшки-оюшки!..