Памела Джонсон - Особый дар

— Вряд ли она так уж ошиблась. Впрочем, может, и ошиблась. Но как бы то ни было, именно это ее и доконало.

Тоби спросил со всей горячностью, на какую был способен (а это значит без особой горячности):

— Она совсем поправилась?

— Да, и уже на ногах. Но тревожить ее сейчас не надо, понимаете?

— Тогда зачем вы мне все это рассказали?

— Затем, — медленно и трудно выговорил Эдуард, — что и на вас должна пасть доля тяжести, хотя формально упрекнуть вас не в чем. Да, не в чем. Я несправедлив к вам? Что ж, я часто бываю несправедливым. Но дело в том, что Мейзи — не знаю, до конца ли вы это понимаете, — человек особенный.

— Конечно, понимаю.

— И все-таки не в такой мере, как те, кто знает ее с детства, как, скажем, я. — И Эдуард погрузился в молчание. Он повертел в руках стакан с недопитым виски, и на поверхности его возник золотой кружок, гипнотически притягивающий взгляд. Потом сказал: — Все это я говорю вам для того, чтобы впредь вы относились к людям с большей ответственностью. Впрочем, потребность любить у вас пока все равно не возникает — слишком вы еще молоды. А она приходит лишь с возрастом.

— Но я мог бы написать Мейзи.

— Не надо. Разве только если она напишет вам сама. В чем я сомневаюсь. Вы не хотите видеть очевидного: теперь она освободилась от вас окончательно.

А Тоби по-прежнему видел только одно: Мейзи лежит в луже рвоты, перепачкавшей ей лицо и волосы.

— Постарайтесь стать добрее, — посоветовал Эдуард. — Эта наука дается нам слишком поздно, а бывает, не дается совсем. Иной раз, даже освоив ее, в пожилом возрасте мы забываем ее вновь. Но что проку учить юность мудрости, которая дается лишь старостью? — По-видимому, Крейн потерял нить своей мысли.

Они молча сидели в темноватой гостиной — ее освещали только неоновые трубки над картинами.

— Будьте счастливы с Клэр, если сможете, — проговорил наконец Эдуард. — То есть если вы ей нужны. А мне думается, что нужны. Ведь отныне вы свободны, это дошло до вашего сознания?

Он встал, давая понять, что разговор окончен, и Тоби тоже поднялся.

— До свидания, — бросил Эдуард. Дверь он захлопнул, когда Тоби еще не дошел и до середины лестницы.

Довольно долго Тоби пребывал в угнетенном состоянии духа. Чтобы выйти из него, он упорно работал, и Тиллер, скрепя сердце, вынужден был его похвалить.

После этого Тоби решил, что сумеет продержаться до конца учебного года, а может, и дольше.

Уязвленный тем, что Эдуард его осуждает (а что осуждает, совершенно ясно, не такой он дурак, чтобы этого не понять), Тоби учинил себе строгий допрос. Что он сделал дурного, по-настоящему дурного? Ну, правда, зимой он трижды тайком встречался с Клэр, но всякий раз — утешал он себя — по ее настоянию. Два раза они обедали, выбирая такой ресторан, где не могли бы встретить никого из знакомых. В третий раз он призадумался, идти или нет: побоялся, что они попадутся кому-нибудь на глаза. Приятель Клэр открывал собственный ресторан на Фулем-роуд, и она предложила Тоби пойти с нею на открытие. Там будет весело, одеться можно просто, никакого парада, все совершенно по-домашнему. Тоби медлил с ответом — побаивался стечения публики, фоторепортеров, а пойти так хотелось! Но в конце концов согласился. Вечер был довольно сумбурный: битком набитый зал, кое-какие знаменитости из мира театра и кино, выпивки слишком много, еда скудная, с претензией на изысканность.

Фоторепортеры щелкнули Клэр, беседовавшую с владельцем ресторана, а Тоби ускользнул от их взоров, забившись в дальний угол зала. В тот раз все обошлось, и вообще он там неплохо развлекся, вот именно — развлекся.

Но было это в феврале. А сейчас уже начало апреля. И в тот самый момент, когда у него забрезжила надежда, что ему удастся наконец выкарабкаться из угнетенного состояния, пришло письмо от Боба — на этот раз для разнообразия с добрыми вестями. Боб закончил свою докторскую диссертацию за два года; правда, по существующим правилам, защищать ее он мог только через год — по истечении трехлетнего срока, положенного на подготовку докторской, но зато его выбрали членом Совета колледжа. Даже Рита, по-видимому, довольна. Теперь Боб будет зарабатывать куда больше: как только им удастся подыскать дом, они переедут.

Тоби порадовался за друга: все это, безусловно, предвещает для него перемену к лучшему. А Тоби был к Бобу привязан.

Отныне Тоби волен был встречаться с Клэр, когда пожелает, и притом открыто; но пожелания обычно исходили от нее. Правда, она постоянно была занята — одному богу известно чем. Но всякий раз, как они встречались, она предъявляла на него права так настойчиво, словно между ними все уже было решено (а между тем Тоби и помыслить об этом не смел).