Памела Джонсон - Особый дар

— Полагаю, не так уж плохо. У меня был вопрос о Лоуренсе, думаю, что написала прилично.

— А если нет, то в этом явно кое-кто виноват, — ухмыльнулся он.

Хотя весна была затяжная, недружная, день выдался чудесный.

— Мама сможет устроить прием в саду, — сказала Мейзи. — И кстати: если ты не любишь хереса, не пей. Я заметила, прошлый раз ты скорчил такую гримасу… У нас есть все, что душе угодно.

Но вот и Хэддисдон. С чемоданом в руке он вошел вслед за Мейзи в дом. Там никого не было.

— Все уже в саду, — объяснила Мейзи. — Провожу тебя в твою комнату, и, как только будешь готов, сразу спускайся.

У самой лестницы Тоби остановился, удивленный и безмерно обрадованный: в столбе солнечного света он увидел на стене две картины матери. А он-то опасался, что Аманда забросит их на чердак! Но может, их повесили только потому, что сегодня его ждали? Нет, она не из тех, кто проделывает такие фокусы…

Спальню ему отвели небольшую, но премилую; никогда он не видел такой прелестной комнаты, никогда не спал на кровати под балдахином. При комнате была отдельная ванная.

— Я тебя покидаю, — сказала Мейзи, после того как он поцеловал ее в знак благодарности. — Но ты не очень задерживайся.

И все-таки Тоби на секундочку растянулся на постели, оглядел цветастый розово-зеленый балдахин. За окном легкий майский ветерок чуть шевелил ветви деревьев, и сквозь узорчатую листву сеялся золотой свет. Где-то выводила малые терции кукушка.

— вспомнилось ему. И он подумал — разве не странно, что когда тебе двадцать с небольшим, стихи Хаусмена, поэта мрачного, чьи традиционные темы — самоубийство и смерть, вызывают такую ликующую радость.

Тоби встал, поправил постель, выложил из чемодана вещи. В дорогу он позволил себе надеть джинсы и бумажную тенниску, но захватил с собой лучший свой костюм, твердо уверенный, что в нем можно выйти к обеду. Он вымыл руки, сбрил с подбородка несколько коротких щетинок. А вообще-то при желании можно запросто отрастить довольно густую рыжеватую бороду…

Внизу, у дверей, его ждала Мейзи.

— Что ты там делал? Мечтал?

Он молча ей улыбнулся.

— Выйди же в сад… — сказала она.

— …о Мод [17] Две последние реплики составляют строку из поэмы «Мод» английского поэта Альфреда Теннисона (1809–1892). , — подхватил он.

Солнце било Тоби прямо в глаза, слепило его, и сперва ему показалось, что на усеянной маргаритками лужайке, которую Аманда оставила невыкошенной, расположились человек двадцать, а то и тридцать. Потом он разглядел, что там их с десяток, не больше. И все же он несколько оробел, что, в общем-то, было ему несвойственно.

Аманда, поджав по-турецки ноги, восседала среди своих придворных в свободном одеянии типа джуббы [18] Верхняя одежда магометан. , выдержанном в оранжевых и пурпурных тонах. В ярком свете солнца на лице ее отчетливо были видны крупные поры, и в каждой золотилась крошечная капелька.

— Идите сюда, Тоби, садитесь, и я мигом представлю вас тем, с кем вы еще не знакомы. — Некоторых из присутствующих он и впрямь видел впервые, но были здесь также Крейн, Питер Коксон, Эйдриан и критик Поллок — при виде его Тоби охватило чувство невыразимой благодарности.

— Прежде всего я хочу знать, как, на ваш взгляд, вы сдали экзамены. Но имейте в виду: сегодня мы поздравляем вас вовсе не с тем, как вы их сдали, нет, мы хотим отпраздновать то, что они уже позади и вы, наверное, безмерно этому рады.

Тоби ответил, что, на его взгляд, сдал сносно.

— Скажем так, полагаю, что без степени не останусь.

Аманда недоверчиво хмыкнула.

— Вы сдали блестяще. Не втирайте мне очки. А как поживает ваша милая мама? Я рассчитывала, что она приедет с вами, но ее не выманишь из норки.

И мать вдруг представилась ему лисицей, затаившейся в своей норе.

Он поздоровался с Крейном, Поллоком, Эйдрианом, после чего был представлен другим. Некоторые имена он попросту не уловил. Но кое-какие лица были ему знакомы: знаменитый поэт преклонного возраста, молоденькая романистка, приобретшая в последнее время известность, третьестепенный киноактер, обычно играющий хамоватых типов.

Высоко над травой во всей своей многоцветной красе распростер ветви величавый кедр. Боярышник был в полном цвету, красный и белый.

— Я знаю, в Арденской галерее будет выставка картин вашей матушки, — обратился к нему Поллок. — У меня повсюду своя агентура.