Памела Джонсон - Особый дар

— А я, мама, и сейчас не скулю и не хнычу.

Он посидел еще немного и уехал к себе. Столько семейного тепла, сколько он мог выдержать, он уже получил, и ждать, пока из киоска вернется отец, незачем: мать сама все ему расскажет.

В машине по дороге домой он устыдился своей слабости. Никогда еще он так не откровенничал с матерью — во всяком случае, с тех пор, как стал взрослым. Но если еще когда-нибудь он и откроется хоть одной живой душе (вот и с Эдуардом он разоткровенничался — тоже позор!), это будет мать.

Перед рождеством в вечерних газетах появились свадебные снимки: мистер Эдуард Крейн, драматург, и миссис Мейзи Феррарс, дочь известной меценатки миссис Аманды Феррарс. Они были сняты перед Кекстон-холлом: Мейзи в широкополой шляпе, сияющая, как и подобает невесте. Эдуард с печальной улыбкой взирал на нее с высоты своего роста.

Вскоре после этого Тоби получил от Мейзи весть. Было это так. Он отправил ей кольцо с бирюзой — разумеется, ни словом не обмолвившись о том, что надеялся подарить его ей вовсе не при таких обстоятельствах. Она ответила ему приветливым письмом. Какое прелестное колечко! Как это мило с его стороны! Когда они с Эдуардом заживут своим домом, он непременно должен их навестить.

Написала она и миссис Робертс, но, как ни странно, мать ему этого письма не показала, и для Тоби так и осталось загадкой, что же там могло быть.

Впрочем, после того, как все свершилось, настроение у него начало выравниваться — он никак не предполагал, что такое возможно. Видимо, до последней минуты вопреки рассудку он не терял надежды, что у Мейзи с Эдуардом все еще может разладиться, а ведь надежда придает силы. Но теперь надежда рухнула, и надо было строить жизнь заново.

В банке все шло хорошо. Карьеру там сделать можно, это он уразумел. Бауманн — в тех редких случаях, когда Тоби доводилось с ним встречаться, — всячески его ободрял. Когда же в банке — что случалось столь же редко — появлялся Ллэнгейн, он неизменно отыскивал Тоби и отечески похлопывал его по плечу. Он явно был уверен, что не всучил своим друзьям гнилого товара. «Приезжайте поскорее в Глемсфорд, вы давненько у нас не были, — сказал он как-то. — Мойра уже спрашивает себя, в чем она перед вами провинилась».

Тоби все больше входил в курс банковского дела, все больше узнавал о деньгах. Оказалось, что деньги — штука куда более интересная, чем он предполагал. Его заворожил размах операций банка, раньше он и представить себе не мог, как обширны его владения. Тиллер и «Сен-Жюст» казались теперь далеким прошлым.

При всем том жилось ему не очень весело. Хотя он знал, что нравится девушкам, подруги себе не искал, и это до некоторой степени обедняло физическую сторону его жизни. Но Тоби вообще все затрагивало лишь до некоторой степени, и теперь он уже понимал, что выстоит.

В канун Нового года ему захотелось во что бы то ни стало съездить в Хэмпстед — посмотреть на Лондон с самой высокой его точки. Ночь была ясная, звездная, но очень холодная, а в мороз долго не погуляешь. Вот он и сидел в машине, глядя вниз, на дымы и сверкающие огни огромного города.

Как это сказал Эйдриан в тот далекий-далекий день на берегу Кема? «Знать бы, что станется с каждым из нас через пять лет…»

Ну что ж, Мейзи — замужняя дама (он просто-напросто делает перечень и не позволит себе поддаться чувствам, причиняющим боль). Клэр пока не замужем, но, видимо, в конце концов выйдет замуж за Алека. Эйдриан торчит в своем злосчастном приходе, работает на износ и никак не может одолеть сомнений, нарушить или не нарушить обет безбрачия; судя по всему, он еще некоторое время будет мучиться этими сомнениями. Боб, хотя брак его и развалился, вполне доволен жизнью, его ждет блестящее будущее. Ну, а он сам? Что ж, не исключено, что блестящее будущее ждет и его. Ведь в конце концов он заполучил выгодную работу и будет держаться за нее обеими руками. Уже сейчас денег у него достаточно, чтобы обеспечить себе все земные блага, а в дальнейшем он будет зарабатывать куда больше.

На миг — только на миг — им овладела грусть о попусту растраченных годах, о веснах, которым нет возврата.

А ну, кончай это, приказал он себе и вышел из машины. Всегда и все у него шло именно так, как ему хотелось. Так будет и впредь.

Он поднял воротник пальто — холод давал себя знать.

Весь Лондон расстилался у его ног, словно специально для того, чтобы Тоби мог овладеть им.

Он не повторил слов Растиньяка, взиравшего с высоты на раскинувшийся вдоль Сены Париж: «А теперь — кто победит: я или ты», ибо попросту не читал Бальзака.