Михаил Левитин - Богемная трилогия

И он протянул бессмертному Шурке лопату.

— Если вам неприятно, можете продолжать не смотреть на меня, но ройте, побыстрей ройте, а то придут служители и меня снова обнаружат.

— Что рыть? — спросил бессмертный Шурка.

— Да могилу же! Я бы сам, но у меня только и хватит сил, чтобы в нее улечься.

Где-то между могилами Мефодия Николаевича Конапыгина, 1860 года рождения, и Анной Маврикьевной Дорингеровой, 1840-го, бессмертный Шурка стал рыть яму для незнакомца, и очень успешно. Он как будто родился для этой работы, он рыл на солнцепеке яму рьяно и умело, он догадывался, что она должна быть глубокой, он стоял, как опытный могильщик, на дне ее и бросал вверх комья глины, пока не услышал стон:

— Да вылезайте же вы оттуда поскорей, для вас все игрушки, игрушки…

Бессмертный Шурка вылез и взглянул на свою работу. Яма была безупречна: прямоугольная, с абсолютно ровными краями, классическая яма.

— Засыпайте! — крикнул из глубины тот, так и не рассмотренный им человек. — Да засыпайте же, Христом Богом молю!

И бессмертный Шурка стал засыпать с тем же рвением, как совсем недавно копал, возвращая землю земле, все было тихо, как уговорились, и только перед тем, как притоптать могилу ногами, откуда-то снизу послышалось:

— И чтоб никому, никому, пожалуйста-а-а.

В писательской столовой к нему подсел невысокий черноглазый господин и представился. Бессмертный Шурка, конечно, слышал раньше его фамилию, даже читал что-то, правда, не мог припомнить что, и смутился.

— Это неважно! — засмеялся черноглазый. — Вы нам очень понравились там, на Балу, мне и моему другу, вы очень непосредственный и порывистый молодой человек. Вас как-то терять не хочется.

— Ну и не теряйте, — сказал бессмертный Шурка.

— Мы не праведники, — сказал черноглазый. — С нами нельзя дружить. Так что у вас есть выбор.

— Это хорошо, что не праведники.

— И вообще мы страшные картежники! — засмеялся черноглазый. — В карты-то вы играете?

— Есть желание подучиться, — по-солдатски ответил бессмертный Шурка.

— Было бы желание. Итак, вот моя визитка. Мы ждем вас в любой вечер. От десяти и позже. До свидания.

ИГРА В КАРТЫ.

Можно играть в покер, можно играть в 1001, можно в кун-кен, можно в девятку, во все можно играть, важно понять — зачем. Если в деньги — понятно, но денег у твоих друзей нет. Убить Время? Но для того чтобы его убить, надо его хотя бы обнаружить, а оно не дается, не дается. И тогда остается сидеть за круглым столиком под лампой и разглядывать доставшиеся тебе при сдаче маленькие пасьянсные карты, целую страну, со своими дамами и вассалами, со своей гвардией, собственным шутом, маленькое монархическое государство, которым ты как бы временно правишь, не всем, конечно, но тебя испытывают на право владеть всем.

И вот ты сидишь под лампой, предположим, ты нездоров, у тебя легкая простуда, но ты все равно вооружен картами и окружен друзьями и ничего, если один из них шулер с откровенно поэтической фамилией ГОМЕРОВ.

Он — адвокат. АДВОКАТ ГОМЕРОВ.

Не просто ничего, а даже познавательно, потому что там, за окном, ничего не происходит, а здесь костяшки пальцев, перстни на руках у шулера, перстни, как клавиши, костяшки пальцев — тоже клавиши, вот он загибает карту, сейчас он протиснет ее в колоду, суставы потрескивают. Игра. А если еще и пальцами по столу… Игра.

— Карты — это единственный способ сегодня обвести время вокруг пальца, — сказал черноглазый. — Удивительно, что люди преследуются за более мелкие поступки, и никому там, наверху, в голову не приходит, что самое большое преступление — это карточная игра. Она сильнее действительности.

— Да уж — сказал АДВОКАТ ГОМЕРОВ. — Да уж.

— Странно, — продолжал черноглазый. — Может быть, от всего, что у нас было хорошего в жизни, только и осталось, что карты. Истинно чеховское занятие, финалы всех его пьес.

— Но, Геннадий, у Чехова, кажется, в лото играют, — возразил Валерий.

— Это все равно.

Карты ложились на стол бесшумно, хотелось проиграть, всем проиграть, даже АДВОКАТУ ГОМЕРОВУ, только бы он был счастлив с этой своей потерянной адвокатурой, потому что уже некого защищать.

«Надо бы научиться играть тонко, — думал бессмертный Шурка. — Играть изысканно, так, чтобы не было стыдно за напрасно прожитый день. Ведь в самом деле — ничего не происходит, а сколько волнений. Если бы на деньги, волнение было бы совсем другое, ворвалась бы корысть, а здесь тишина, полумрак, легкое недомогание…»