Али аль-Мисурати - Барабаны пустыни

Верзила приблизился ко мне вплотную. Размахивая перед моим носом кулаком, он заорал:

— Говорят тебе, давай арбузы. Не то будет плохо… Дай ключ, я возьму их сам.

Он был разъярен. Лицо его раскраснелось от злости, глаза метали гневные молнии. Сразу было видно, что этот человек привык повелевать. С трудом превозмогая парализовавший меня страх, я повторил:

— Нет, я не дам вам ключа. Вы не имеете права брать ключ.

— Ну хорошо!..

Он молниеносно выбросил вперед свою здоровенную волосатую ручищу. Мне удалось уклониться от удара. Его рука, задев мое плечо, с силой ударилась о железную стенку склада. Это привело американца в еще большую ярость, и он в бешенстве закричал, дыша мне в лицо:

— Я тебе покажу, грязная арабская свинья!

Его слова полоснули меня, словно ножом, пробудив то, что до этого дремало во мне. Ослепленный гневом, я крикнул:

— Это ты — грязный американец… ты…

Теряя власть над собой, я двинулся на него. Сам не знаю, как это получилось, но я в тот момент ничего не видел вокруг себя, ничего не сознавал. И он попятился назад. Он меня испугался! Меня охватил сатанинский восторг: я стал надвигаться, размахивая руками, готовый сокрушить его.

Двое других американцев подошли и стали рядом с ним.

— Ему захотелось потягаться с нами. Ну что ж, мы доставим ему это удовольствие, — произнес один из них с издевкой.

Они чувствовали себя увереннее, потому что их было трое, а я один. Злобно оскалившись, они наступали на меня.

Почувствовав угрозу, я отступил на шаг… Я огляделся, словно ища поддержки и спасения у песков моей пустыни. И песок действительно пришел мне на помощь: зыбкие песчаные дюны мешали мне отступать назад. Тут я увидел кем-то брошенную тяжелую железяку. Не раздумывая, я моментально схватил ее и пошел на них.

— Ну что?! Подходите теперь, скоты! Подходите, я размозжу ваши тупые головы.

Все во мне клокотало от ярости. В этот момент у меня пробудилась долгие годы копившаяся ненависть к иностранным угнетателям, восстала моя оскорбленная гордость. Железяка придавала мне уверенность. Я их больше не боялся. Их приближение только еще больше раздразнило меня. Я чувствовал их презрение ко мне, ко всем нам, и это презрение огнем обжигало мне сердце.

Я в ярости набросился на того, кто стоял всех ближе ко мне, обрушив ему на спину свою железяку. Он, словно подкошенный, рухнул на землю.

Я закричал, охваченный животной радостью победителя:

— Трусы! Вы ведь в моей стране! Теперь вы поняли, что вы в моей стране?!

Они попятились, отступив на несколько шагов от своего поверженного приятеля. Это еще больше меня опьянило. Все во мне ликовало. Я одолел их! Испустив победный клич, я стал их преследовать, намереваясь сокрушить их окончательно.

Шум привлек к нам внимание. Все высыпали из палаток и стали наблюдать за дракой. Пришли управляющий и начальник лагеря. Они спросили меня о причине ссоры, и я ответил им:

— Эти люди хотели наших арбузов, а я им не дал.

Перевод Л. Степановой.

Он пристально смотрел на меня. В его взгляде сверкали гнев и ненависть, но я понимал, что эти чувства были вызваны обидой за меня.

— Ты что-нибудь получил от них?

— Нет… Я не захотел ничего брать.

— Правильно! Ничего у них не бери! Предоставь это дело мне.

Он произнес эти слова с такой гордостью, словно я был его смышленым сынишкой, доказавшим свою сообразительность. Его бодрый и уверенный тон воодушевил меня. Я смотрел на него с любовью и уважением, жадно ловя каждое его слово. Я верил, что он действительно возьмет все в свои руки и защитит меня.

Стремясь завоевать еще большее расположение этого человека и, наверное, желая снова увидеть на его мужественном лице радость предстоящей схватки, я сказал:

— Он дал мне какие-то бумаги и просил, чтобы я их подписал, но я отказался. Я хотел сначала посоветоваться с вами.

— Хорошо. Будь осмотрителен. Вот послушай… — Я наклонился над небольшим столом, за которым он сидел, чтобы не пропустить ни одного его слова. Сколько в них было отеческой заботы! — Тебе нужно заплатить членские взносы с того дня, как ты начал работать.

Наш профсоюз был слабым и бедным, но этот человек с бьющими ключом энергией и энтузиазмом вливал в него силу. Он и его основатель, и секретарь, и адвокат.

Последние слова он произнес с некоторым смущением, словно извинялся за то, что заставляет платить меня цену попранных прав. Мне хотелось остановить его, выразить ему свою признательность и рассказать о надеждах, которые я с ним связывал. Ведь без него мне ничего не добиться. Но он или не сознавал силы своего влияния на меня, или не хотел им пользоваться. Он продолжал говорить, перебирая бумаги с таким видом, словно не видел в своих благородных действиях ничего необычного.