Джоанн Харрис - Кошка, шляпа и кусок веревки (сборник)

— Вы же прекрасно знаете, что она делает это постоянно. Она занимается воровством с тех пор, как здесь появилась. Что, я не права?

Крис отвернулся и не ответил.

— Разве я не права, Крис? — Молчание. — Права. И вы это знаете. Как знаете и то, где Лоррен хранит украденные вещи. Верно ведь? Да, Крис?

Крис вздохнул.

— Это что? — спросил он. — Допрос? Или судебное расследование?

— У наш швои шпособы ешть, — прошепелявила я, подражая (причем, как мне казалось, очень неплохо) мистеру Брауну.

Крис только головой покачал. Потом неохотно улыбнулся. Но в глаза мне смотреть по-прежнему избегал.

— Нужно как-то противостоять тем, кто пытается вас запугать, — сказала я. — Нельзя же все время их избегать, надеясь, что им все это надоест и они оставят вас в покое. Они никогда этого не сделают. Им это не по нутру, так что они будут еще сильнее угнетать вас. Вам, Крис, с самого первого раза не следовало ей это спускать. Да и мы бы за вас заступились — мы ведь на вашей стороне. А теперь она думает, что вы целиком в ее власти, уверена, что вы сделаете все, что она захочет. Но ведь вы не такой, как она, правда, Крис? Я же вас знаю. И никакой вы не вор.

При этих словах он резко обернулся, и на его обычно открытое лицо словно мрачная туча набежала.

— Да нет, я как раз вор и есть, — ровным голосом сказал он. — И вы это прекрасно знаете. Как и она …

— Чушь, — возразила я. — Нельзя судить человека за ошибки, которые он совершил давным-давно.

— Так как же, черт побери, тогда вы его судите? — заорал Крис, уже не заботясь о том, слышит его кто-нибудь или нет, таким разгневанным я его никогда раньше не видела. О нет, не я вызвала его гнев — я видела это по его глазам. Скорее он злился на себя самого, а может, на тот мир, который низводит людей до странички в файле, до одного из имен в черном списке…

— Крис, — сказала я, — я вообще вас не сужу. — И в тишине, которая за этим последовала — и длилась достаточно долго, — он просто сидел на стопке полотенец, закрыв лицо руками и тяжело дыша, но не говорил ни слова, так что я начала беспокоиться и, осторожно коснувшись его плеча, спросила, все ли с ним в порядке.

— Все ли со мной в порядке? — каким-то странным тоном переспросил он и посмотрел на меня. — Да, конечно. У меня все просто отлично! — И он рассказал мне то, о чем я и раньше подозревала: — Вы были правы: я действительно знаю, где она все это прячет. Она прячет украденное прямо у меня под носом. Так она наказывает меня за то, что я тогда поддержал вашу жалобу — ну, помните ту историю с миссис МакАлистер?

— Но если вы мне сейчас поможете, — я снова взялась за свое, — мы сумеем поймать ее с поличным. И больше от нее никому из нас никаких неприятностей терпеть не придется.

Он с горестным видом посмотрел на меня.

— Я же вам еще не сказал, где она все это прячет.

— Где? — спросила я.

— В раздевалке. В моем шкафчике.

Ага. Ну, еще бы! Об этом я как-то не подумала. Ведь у Лоррен есть ключи от всего в доме, и она легко может открыть любой шкафчик в раздевалке персонала. Ей ничего не стоит спрятать любую украденную вещь, а еще легче подложить эту вещь в шкафчик Криса, чтобы потом, в случае чего, обвинить его в краже…

— Конечно. Именно это она и сделает, — подтвердил мои соображения Крис. — Ей же до смерти хочется, чтобы я перешел запретную черту. Она загнала меня в угол, Буч. Она прекрасно знает, что я не могу все время следить за своим шкафчиком. Так что достаточно устроить маленькую проверку…

Мы оба снова надолго замолчали. Где-то вдали, в коридоре, послышался стук каблучков Лоррен.

— Вот и она, — уныло сказал Крис. — Время вышло.

Как я уже говорила, у меня теперь совсем мало личных вещей. Личные вещи — даже такие тривиальные, как любимая книжка, или чашка, или коробка со старыми фотографиями, — для нас ценны вдвойне именно потому, что их у нас почти нет. А те украшения, которые я спрятала в гобеленовой подушечке, — жемчуг, подаренный мне на юбилей (искусственно выращенный, конечно, но я его очень люблю), маленькая золотая брошка моей матери, обручальное кольцо, которое больше не налезает на мои опухшие пальцы, — мне не просто дороги в обычном смысле этого слова. Это все, что у меня осталось от прошлой жизни, это, если угодно, доказательство того, что я вообще жила на свете. Мне всегда хотелось сохранить эти вещички — для Тома, для его детей, но главным образом, чтобы сберечь некую часть самой себя, сохранить ее в тайне от других, в полной неприкосновенности, а это очень трудно в таком месте, где царит равнодушие, где в любой момент грозит грубое вмешательство в твою личную, даже интимную, жизнь.