Ольга Арнольд - Любимая противная собака

— Ну, например? — не выдержал я.

— Двумя украденными картинами дело не ограничится, — заявил норвег и, спрыгнув с кресла, забрался на диван. Он свернулся клубочком — вернее, гигантским шаром — между нашими хозяйками, давая таким образом понять, что разговор окончен. Я подумал-подумал и решил послушать, о чем говорят женщины. Ведь если Мурз прав, то я еще смогу проявить себя как сыщик!

А хозяйки говорили как раз о краже.

— Никак не могу понять, — говорила Мама, — зачем надо было красть эти две картины? И почему только две, хотя вор мог вынести за один прием гораздо больше? Я, конечно, очень уважаю Марианну (так зовут Художницу по-человечьи), но все-таки она не Рембрандт или Леонардо, чей один-единственный набросок стоит миллионы, — тут она протянула руку и взяла с журнального столика книгу. — Ага, это «Преступления в океане искусства»! Эту же книжку, читаную-перечитаную и с оборванной обложкой, я заметила в кухне у нашей галеристки — она лежала на подоконнике!

— Интересно, зачем она ей? — размышляла Писательница. — То ли она намерена сыграть роль частного детектива и искать пропавшие картины, то ли сама планировала преступление и использовала книгу как руководство… Возможно и то, и другое. Она же не совсем дура, понимает, что все стрелки указывают если не на нее, то на ее родных, и наверняка захочет каким-нибудь способом обелить свою репутацию…

Тут моя Мама хмыкнула:

— О чем вы говорите? Какая репутация! Она уже проявила себя во всей красе. Недаром Марианна говорит, что честных галеристов не бывает. Может, это она так со злости выражается, но очень похоже на правду.

И тут они стали говорить о том, какие преступления можно совершать с картинами. Я навострил уши. Не могу сказать, что это было очень интересно, по большей части это было совсем не о собаках и даже не о кошках. Но меня задело за живое, что Мурзавецкий обо мне такого низкого мнения, и захотелось доказать ему, что собаки на эволюционной лестнице стоят выше кошек, как говорит Птичка. И вообще мы умнее, и я в частности. И к тому же я действительно хотел найти украденное и тех, кто украл! Я, конечно, в герои не рвусь, но неплохо бы выглядеть выдающейся личностью в глазах соседей. Ну и Мамы с Папой, разумеется. К тому же Художница мне очень нравится, и если я найду для нее картины, она мне скажет много ласковых слов и наверняка угостит курочкой с вилки.

И чего только я не наслушался! Оказывается, картины крадут, чтобы их продать и получить большие деньги. Только самые дорогие картины самых известных художников продать почти невозможно, потому что поднимается большой шум и воров ищут повсюду. Лет сто назад какой-то горе-грабитель украл самую знаменитую в мире картину, «Джоконду» художника Леонардо, который жил вообще невообразимое количество лет назад. Это было в Париже, а вор был гастарбайтером из Италии. Потом он сдуру захотел ее продать, и его тут же повязали, а «Джоконду» вернули на место. Чересчур известные краденые картины покупают некоторые коллекционеры-любители, это незаконно, и они сами становятся преступниками. Такие кражи обычно совершают по заказу либо по глупости. Гораздо выгоднее красть менее известные картины плодовитых гениев, таких, как Пикассо, который сам не помнил, сколько всего он написал, и продавать их на черном рынке. Краденые вещи обычно продают по заниженной цене, и поэтому картины таких художников, как Марианна, красть не имеет смысла, например, воровать кошельки легче и прибыльнее.

Чаще картины не похищают, а подделывают. Художник — не гений пишет картину в стиле признанного гения, и потом ее продают «за бешеные бабки». В Голландии жил-был художник, который научился писать картины точь-в-точь как их знаменитый мастер Ян Вермеер из Дельфта. Звали этого человека Ван Мегеерен. (Тьфу! Какие у них там имена сложные, не выговоришь — то ли дело Васька, Муська!) Он был неплохой живописец, этот Ван Мегеерен, но его не ценили, а ему хотелось славы и денег, и поэтому он все время «находил» потерянные шедевры. Подделывал он картины так хорошо, что в обычное время его никогда бы не разоблачили, но ему не повезло — в Европе тогда шла ужасная война, и он продал одну картину страшному врагу голландцев и вообще всех порядочных людей Герману Герингу. После войны, когда фашистов из Нидерландов выгнали, художнику это припомнили и арестовали за сотрудничество с захватчиками и продажу им ради наживы «национального достояния». Ван Мегеерен подумал-подумал и решил, что лучше быть жуликом, чем предателем, и признался в том, что это он создавал «вермеерские» шедевры. Так ему никто не поверил! Он в отчаянии попросил кисти, холст и краски и прямо за решеткой написал свою последнюю подделку. Тут уж эксперты схватились за голову и признали, что они ошибались. Художника все равно посадили ненадолго за мошенство… то есть за мошенничество, но это лучше, чем быть всеми презираемым. Впрочем, за то, что он надул фашистскую шишку, ему, по-моему, могли и орден дать, но, к несчастью, он продавал свои полотна и в лучшие музеи страны. Он так и умер в тюряге, но другие поддельщики (их называют фаль-си-фи-каторами, не выговоришь, или, проще — фоссерами) после разоблачения и отсидки чаще всего процветают. Подумаешь, посидишь несколько месяцев в тюрьме, зато потом тебя все знают и твои картины — или твои копии — выставляют в галереях и покупают! Это же такой пиар!