Нагиб Махфуз - Зеркала

— Разумеется, — вмешался я, — но она-то хочет выйти замуж, и какой ей смысл довольствоваться ролью любовницы.

— Резонно, только любовь-то с резонами не очень считается.

Время шло, однако Абда Сулейман не сдавалась. Как-то она попросила недельный отпуск. Никто не придал бы значения этому обстоятельству, если бы дядюшка Сакр не принес новость, что Мухаммед аль-Адель тоже взял отпуск на неделю. Догадкам и предположениям не было конца, но, что скрывается за этим на самом деле, никто не знал. Через неделю Абда вернулась, и мы словно увидели перед собой другую девушку — так она изменилась. Казалось, она безвозвратно утратила какую-то самую ценную частицу своей души. Мы ждали, что Абда заговорит с нами, но она молча принялась за дела, печальная, словно только что вернулась с кладбища. Абдаррахман Шаабан наклонился к ней и участливо спросил:

— Что с вами, мадемуазель?

При звуках его полного сочувствия голоса она разрыдалась. Все взоры обратились в ее сторону. Аббас Фавзи встал с места, подошел к ее столу и тоже спросил:

— Что с вами? Ведь мы коллеги… Люди должны помогать друг другу…

— Ничего!

— Конечно, мы вовсе не хотим принуждать вас к откровенности…

— Все равно ничего не скроешь! — произнесла она, и в ее голосе звучало отчаяние.

— Но отчего вы так расстроены?

— Я брала отпуск, чтобы выйти замуж… — сказала после недолгого колебания Абда.

— Но в этом нет ничего предосудительного или печального.

— Мы поженились, я и Мухаммед аль-Адель.

— Мухаммед аль-Адель?!

— Да.

— Тайком?!

— Он сказал мне, что рискует своим будущим, что, если его жена или дядя-паша узнают об этом, его сотрут в порошок…

— Как же вы согласились выйти за него, зная, что он женат? — спросил Аббас Фавзи тоном, в котором звучал упрек.

— Вспомни, что ты сам говорил о любви, — сердито откликнулся Абдаррахман Шаабан.

Фавзи пришлось смягчить тон.

— Ну хорошо, а что было дальше? — спросил он.

— Мы уехали в Александрию и провели там неделю.

— А потом?

— А вчера он со мной развелся, — пробормотала Абда, еле сдерживая рыдания.

— Развелся?

— Да.

— Почему?

— Сказал, что если наши отношения будут продолжаться, то все станет известно и тогда он пропал.

— Новый способ устраивать свои любовные делишки! — прошептал мне на ухо дядюшка Сакр.

Все горячо сочувствовали Абде, хотя не меньше слов было сказано и в ее осуждение. Многие по доброй воле вызвались помогать ей в хлопотах в шариатском суде. Новость дошла до ушей жены Мухаммеда и паши. Заместитель министра по наущению паши вызвал Абду и, отругав ее, обвинил в совращении легкомысленного мальчишки. Он потребовал, чтобы она отказалась от иска, пообещав за это денежную компенсацию. Но она заявила, что беременна. Это еще больше осложнило дело. Абда родила девочку. Алименты на нее выплачивались из жалованья молодого человека. Как выяснилось, Мухаммед аль-Адель еще не успел пресытиться Абдой и она тоже его любила. Это не могло укрыться от глаз таких многоопытных людей, как Аббас Фавзи и Абдаррахман Шаабан. Отношения между молодыми людьми возобновились, уже не будучи освященными законом. Какое-то время никому об этом не было известно. Однако в один прекрасный день заместитель министра вызвал к себе Мухаммеда и Абду и пригрозил им переводом в провинцию, если они немедленно не прекратят свою греховную связь. Сцена эта происходила в присутствии самого паши. Голоса из кабинета доносились в коридор, нашлись охотники подслушать. Проведавший обо всем дядюшка Сакр принялся в присутствии чиновников смаковать эту новость, и Абдаррахман Шаабан был вынужден напомнить ему о том, что дочь самого рассыльного пропала неизвестно куда, отчего Сакр вышел из комнаты с перекошенным лицом.

После скандала Мухаммед аль-Адель был переведен в министерство сельского хозяйства. А Абда вскоре вышла замуж за подрядчика, который дал согласие, чтобы ее дочь воспитывалась в его доме с тем условием, если Абда уйдет со службы, что она и сделала. Было это в 1948 году, во время первой палестинской войны. С тех пор прошло двадцать лет, и вот как-то случайно я встретил Абду на площади Ат-Тахрир.

Обрадованные встречей, мы поздоровались. Передо мной стояла довольно полная женщина на пороге пятидесяти лет. Мы немного прошлись, она расспрашивала о прежних сослуживцах. Я рассказал ей об Аббасе Фавзи, о кончине Абдаррахмана Шаабана, которой она была искренне огорчена, о злоключениях дядюшки Сакра. В свою очередь она сообщила, что ее муж умер два года назад, у нее трое сыновей-студентов, которые учатся: один на медицинском, другой на сельскохозяйственном и третий на экономическом факультете, а дочь замужем за офицером.