Сергей Саканский - Когда приходит Андж

И вдруг он услышал далекие стоны, крики… Кричала женщина, словно было ей очень больно, словно били ее бичом… Стаканский поглядел вдоль спящей улицы, все окна были темны, редкие фонари отбрасывали сетчатые круги света на снег, его отдельные кристаллы еще кружились, наподобие июльской мошкары… Какое мне дело до этих кричащих в ночи людей, на которых падают люстры, движутся в темноте платяные шкафы…

Москвичи помнят эту странную ночь, когда в каждом доме раскачивались люстры, в буфетах звенела посуда, и двигались по коммунальным коридорам детские коляски — последнее в столице землетрясение, вернее, его дальнее, необязательное эхо…

Стаканский вернулся в дровяной флигель, разделся догола, выпил остатки водки, обильно закусил и лег среди дров. Ему приснилось, будто отец поднялся в мансарду, чтобы поставить Анжеле клизму. В руках он держал огромную, краснокоричневую трехведерную клизму, на голове у него был звездный ночной колпак, он улыбался, Анжела отпахнула одеяло, она была в черных узорчатых чулках, с полоской розовой кожи, пересеченной резинкой, отец понял, чего она хочет, засуетился, потерял очки, положил клизму на ночной столик, вдруг сам сновидец оказался на месте своего героя — волнуясь, Стаканский взгромоздился на женщину, но ничего не получалось, красавица молодая козочка дрожала на краю обрыва, а над ней летал страшный черный муха, и тут кто-то ткнул его в зад, он оглянулся и увидел отца, который невозмутимо, автоматически ставил ему клизму…

Утро было пасмурным, Стаканский увидел свет сквозь кустарник собственных век, за которым все еще метались верные псы королевской охоты — последнее из каскада кошмаров.

— Не трогай моих лошадей… — прошептал он сквозь сон, и окончательно проснулся — от глухих шагов отца по земляной дорожке…

Вот пискнула на двух нотах калитка, выпуская отца, смолкли по гравию зернистые звуки, и все это было настоящим, вещественным, как яблоко в ладони, — счастьем, которое хотелось остановить фаустовским жестом мудрости.

Стаканский стоял в позе Властелина Времени, скрестив руки на груди, покачиваясь на скрипучих купальных мостках. Он ясно представил, как входит в мансарду, улыбаясь, и видит воздушную спящую Анжелу, чувствует мощное желание. Почему-то он никак не мог вообразить, что она бодрствует и смотрит на него, не хватало бесстыдства предложить ей позы, о чем он так мечтал, вспоминая порнографические фильмы, боялся он также, что слишком скорая эякуляция лишит его силы…

Тут вчерашняя тыква, обугленная, вернулась домой, с гулким стуком ткнувшись о мостки, как гроб в «Рублеве»… Стаканский вдруг подумал, что Анжела опять сбежала, с нарастающей тревогой поднялся в мансарду, тихо постучал, ответа не последовало, он надавил на дверь — комната была пуста, кровать кокетливо заправлена, пуста.

Стаканский рассмеялся в голос и приник к холодной перине, лаская подушку и простыни, он нюхал и целовал силуэт, оставленный девушкой в постели — ее набитые куриным пухом плечи и груди, медленно спускаясь ниже, до самых кончиков ее пальцев на ногах…

Он заглянул под кровать и увидел пару подследников, в глубине — свой детский ночной горшочек и розовый, женственный, аккуратно завязанный в узел — презерватив.

Стаканскому стало тоскливо и тошно, особенно до тошноты было жалко отца, который приводил сюда одну из своих длинноволосых старух, почему-то именно сюда, а не в гостиную, на широкий ковер… Не видела ли этой гадости Анжела, если искала горшочек, подумал он и, морщась, двумя спичками взял гадость и вывел ее за окно. Кондом плюхнулся в Клязьму и поплыл, покачиваясь, как поплавок, вдруг какая-то молниеносная рыба заглотила его — подумалось, что она родит множество мелких Стаканских, братьев его и сестер…

Тут раздался внизу бодрый шум ватерклозета, звук откидываемого крючка, скрип. Стаканский вздрогнул и, просияв, бросился по ступенькам.

— Ау, где ты? — послышался звонкий голос Анжелы.

Стаканский пробежал по нижнему коридору, свернул за угол, влетел в гостиную. Бачок набрал дозу воды и замолчал. Наверху простучали шаги. Стаканский, закрутившись на винтовой лестнице, влетел на галерею, но обе спальни были пусты. — Анжела, я здесь! — радостно крикнул он и захлопал в ладоши, но она не отозвалась, тогда он сбежал в сад, спустился на пляж, но и там не нашел ее… — В прятки! — крикнул он на воздух и двинулся разыскивать ее, минут пять блуждал по коридорам и комнатам, но вскоре понял, что слышит лишь скрипы и стуки, обычные для неодушевленного дома.