Естественный обмен

Путаясь в проводах, достаю плеер из кармана и тупо смотрю на погасший экран. Всё. Не везёт. Со злости пинаю банку из-под колы и… поскальзываюсь на невидимом под снегом льде.

Вот тут я не выдерживаю и начинаю ржать во весь голос. Смеюсь долго, пока меня не окликает чей-то насмешливый, но какой-то отстранённый, слегка даже неживой голос:

— Может, всё-таки уползёшь с дороги?

Я поворачиваю голову и просто теряю дар речи. Надо мной, скрестив руки на груди, стояло нечто: пепельные волосы, льдисто-серые глаза, миниатюрная фигура в сочетании с небольшим ростом давали потрясающий эффект. Но это всё ерунда, это чудо почему-то зимой вышло на улицу в одних рваных джинсах, тоненькой кофточке и длинном шарфе.

Я торопливо встаю под её надменным взглядом и уступаю дорогу, при этом снова оступаюсь и падаю в соседний сугроб.

— Меньше пить надо, девушка, — усмехается и презрительно смотрит на меня.

— Я не пила! Я просто заблудилась! — не знаю почему, но мне хочется перед ней оправдаться.

— Не важно, — она небрежно машет на меня рукой и проходит мимо.

— Подожди, пожалуйста!

Я наконец-то выкарабкиваюсь из сугроба и догоняю её.

— Слушаю, — она чуть поворачивает голову, показывая, что видит меня, но продолжает идти вперёд. Впрочем, это не удивительно, я даже в тёплой куртке мёрзну, а что говорить о ней: если она остановится, то точно окончательно окоченеет. Вон как дрожит вся, бедная.

— Скажи, как отсюда добраться до улицы N****? — она недоумённо смотрит, и я решаю пояснить, — Ну, которая рядом с центром этим новым…

— Тебе в противоположную сторону.

Б-р-р-р, робот, а не человек. Может, у неё от холода все эмоции пропали?

— Спасибо, — благодарю за помощь, хоть и не уверена, что она сейчас меня вообще видит.

Идёт дальше быстрыми шагами, но немного шатающейся походкой. А я стою по колено в сугробе, и смотрю, и не могу заставить себя повернуться, чтобы навсегда вычеркнуть из воспоминаний эту высокомерную, гордую, надменную и холодную девушку.

Вижу, как она звонит в домофон и ждёт, когда ей ответят. Почему-то тот факт, что ей есть куда идти и она не замёрзнет насмерть, меня успокаивает, и я нахожу в себе силы отвести от неё взгляд. Но стоит мне сделать лишь пару шагов, как сердце вдруг начинает ныть, и я, сама не понимая почему, решаю оглянуться в самый последний раз.

— Блин! — бегу к ней что есть сил. По-моему, я побила собственный рекорд скорости, ведь даже на физкультуре так быстро не бегала никогда! А всё потому, что эта гордячка, дура, сползла на землю около двери и, похоже, лишилась чувств.

Подбегаю к ней, попутно снимая с себя куртку — ей она сейчас нужнее. Приподнимая с холодной земли (такое ощущение, что она ничего не весит!) и укутываю её.

— Эй! Очнись! — трясу, но она слабо реагирует на мои попытки привести её в чувство.

— Боже, сколько же времени она провела на улице? — растираю ей руки, попутно пытаясь вспомнить, что там нужно делать во время обморожения и подобных случаев. Но ничего кроме как напоить водкой в голову не приходит, вот что значит прогуливать ОБЖ в школе!

— Ну очнись, пожалуйста! — никогда не думала, что мой голос может звучать настолько жалобно.

Йес! Она начинает шевелиться и что-то бормотать. Я, окрылённая успехом, трясу её сильнее и попутно несу какую-то чушь на тему: «На что ты нас покидаешь!»

Как я не заметила, ещё там, на тропинке, что она находится в ужасно плохом состоянии: чёрные круги под глазами, худоба, бледность, губы вообще синие. Можно, конечно, всё списать на недостаток освещения, но не думаю, что это сильно поможет.

Самое смешное, я никогда не замечала за собой тяги к геройству. Нет, родители привили мне определённые человеческие качества: не убей там, не матерись, много не прогуливай. Но почему я так волнуюсь? Как будто у меня на руках потерял сознание самый дорогой мне человек? Чушь! Надо по-быстрому привести её в порядок и поскорее домой, пока я сама не свалилась тут рядом с ней. Хм, интересная картина получится: и найдут нас через миллион лет, посмотрят и закопают обратно.

«Ненавижу…» — я наконец, понимаю, что она там шепчет и содрогаюсь: её голос пропитан ненавистью. Отстранённой, ледяной, вечной, отравляющей.

— Ну, не всё так плохо, — пытаюсь осторожно приподнять её. Она с трудом встаёт, но как-то равнодушно. Такое чувство, что ей сейчас плевать на то, кто её тащит, куда, зачем, что ей при этом говорят. Бедный ребёнок!

Совесть хватает меня за глотку и, вежливо скаля зубы, намекает, что хрен она позволит мне оставить эту девушку тут, на улице. Тяжело вздыхаю и, достав мобильный телефон, набираю номер такси. Отвечают не сразу, но всё-таки обещают приехать через несколько минут. Хорошо, что тут, оказывается, табличка рядом висит с названием улицы.