— Знаешь что, дорогой? Ты думай об этом просто как о работе, о ночной работе, о которой утром можно забыть.
— Но можем мы хоть чуть-чуть уважать себя? Хоть чуть-чуть?
— О самоуважении можно и забыть. Ненадолго, — ее рука проскальзывает под его халат.
— Никогда не думал, что огни на берегу будут сигналить мне: «Вернись, и торопись, пока —…»
— Олли, сделай это ради меня и двух сотен долларов, и мы вернемся на берег.
— Тебе не противно?
— С тобой нет, нет, приятно, а это со мной редко бывает.
— Меня тошнит от того, что он заставляет делать тебя противоестественные вещи, и голос у него масляный, и ухмылка сальная.
— Двести долларов — это двести долларов, они мне очень нужны.
— Мы — кто?
— Не думай об этом. Я все сделаю. Мне это нравится, так что не думай.
— Я могу не думать, но не могу не чувствовать.
— Думай об этом как о том, что можно смыть с себя утром, и за что ты получишь двести баксов, а это чертовски много.
— Я не могу так легко стереть свою память.
— Ну ладно. Пожалуйста. Для меня. Давай закончим. Пошли!
Он пожимает плечами и идет за нею в кабину. Слышен звук моторной лодки, отплывающей от яхты. Олли напряженно вслушивается.
— Лодка придет за вами позже. У вас есть возможность познакомиться со мной поближе, — грязный, развратный взгляд яхтсмена.
— Могу прожить и без этого. Когда мне заплатят? — спрашивает Олли.
— На этот счет не беспокойся. Что будете пить?
Кабина кажется заполненной туманом. Становится виден Олли, стоящий над безжизненным телом яхтсмена. Он роняет тяжелую медную подставку с книжной полки и медленно, дрожа, склоняется над мертвым телом, чтобы вытащить у него из кармана деньги. Затем он выходит из каюты. На палубе Олли осматривается в густом тумане, затем прыгает в море. Он доплывает до берега и исчезает из города.
Дождь на улицах Нью-Орлеана — как в начале — и снова Олли стоит на углу, одетый совсем не по погоде. Снова мужчина среднего возраста ходит мимо него туда и обратно, затем останавливается.
— Вы не боитесь простудиться, молодой человек?
— Нет. Я никогда не простужаюсь.
— И вам не холодно?
— Мне холодно. Я тоже человек.
— Вам надо куда-нибудь пойти и согреться.
— Куда, например?
— У меня неплохая квартира и прекрасный выбор напитков.
— Где?
— Недалеко, во Французском квартале.
— Пойдем пешком, а деньги за такси вы отдадите мне.
Еще один гомосексуалист впускает Олли в свой дом. Это эстет чистой воды. Они стоят на улице у деревянной калитки, которую гомосексуалист открывает.
— Пройдя эти врата, вы попадете в иной мир.
— Мне не привыкать.
— Прошу вас в мой сад.
— А, все китайское.
— Нет-нет. Японское. Я включу освещение для вас.
Зажигаются лампы.
— Бассейн очень мил, не правда ли?
— Никогда не видел ничего подобного.
— Все дно выложено перламутром — вы знаете, из ракушек. Бассейн обогревается, в нем живут тропические рыбки.
— Это что-то.
— Вы не ожидали увидеть такой сад в городе?
— Все вы, педики — извините, гомосексуалисты — художественные натуры. Антикварные лавки, сады вроде этого — ваша стихия. Но это что-то особенное. Эй, рыбка! Как дела?
— Пройдемте в дом по мостику.
Олли соглашается, но когда они доходят до середины, мостик неожиданно рушится. Гомосексуалист вскрикивает.
— Такой мостик слишком хрупок для меня, — говорит Олли, бредя по воде.
— В выходные отремонтирую. У меня есть друзья, они смогут помочь.
— Я мокрый до колен.
— В доме я дам вам шелковый халат.
— Ага.
Они входят в дом, оформленный целиком в японском стиле.
— Каждое утро, перед уходом на работу, я создаю на этом столике новую икэбану.
— Создаете что?
— Композицию из свежих цветов, чтобы поставить ее в эту чудную синюю японскую вазу.
— Каждому надо что-то делать, помимо своей постоянной работы.
— Что вы делаете, помимо своей постоянной работы?
— По-моему, у меня нет постоянной работы, если не считать, что охота за клиентами может быть постоянной работой. Я все время занят, но и постоянной работой это не назовешь. Слишком уж она непостоянная с общественной точки зрения. Это подпольная и противозаконная работа, поэтому она должна хорошо оплачиваться. Вы меня понимаете? Я думал, никому не нужен будет парень с одной рукой. Но я ошибался. Это никого не отпугивает. — Горько: — Калеки привлекают их.
— У вас прекрасное лицо и такое великолепное тело.
— Искалеченное тело.
Читать дальше