Теннесси Уильямс - Рыцарь ночного образа

Незавершенное, так как мне тогда ничего не оставалось сказать себе, кроме как: «Передозировка черных дроздов [6] Черный дрозд — капсула амфетамина на жаргоне наркоманов. , сверхбольшая, супербольшая передозировка в Монреале, великолепный прыжок, смерть, оборвавшая полет. „Не вышел из скольжения. Так хотел. Публика не заметила, я унес его со льда, высокого улыбающегося мертвого живого“».

Что она имела в виду под «телеграфируй, что делать и любовь»?

Выдающегося неудавшегося писателя тридцати лет подстрелил и и высшей точке, как будто высшая точка была предложением, которое он имел смелость не заканчивать.

Актриса Инвикта поднялась, надела свою сногсшибательную черную пелерину, и как будто какой-нибудь командой, вроде «А nous le jouer» [7] Играем (фр.). , ее сдуло

(Точка пропущена сознательно, так как она осталась здесь.)

Одна оскорбленная леди как-то сказала мне: «Как вы смеете его сравнивать?»

У каждого своя любовь, и сравнения существуют только внутри этого факта.

Теперь назад к…

В этот момент дверь в конце коридора так громко хлопнула, как будто на прием по случаю объявления Моизи нагрянула полиция, так громко она хлопнула о стену, но это была не полиция, а нечто похуже. Это было явление дистиллята змеиного яда в форме человека (?) женского пола по имени Мириам Фигнер. Я узнал, что это вошла она, по неподражаемой и неописуемой пронзительности голоса. Я знаю, что это дело писателя — описывать то, что он видит, слышит, чувствует или придумывает, но обстоятельства, при которых я сейчас пишу, делают для меня невозможным остановить это мгновение, описав голос Фигнер при ее появлении: самое большее, что я могу сделать, это заметить, что, вероятно, ничего похожего не было слышно за пределами зрительских мест древнеримского Колизея в дохристианскую эру, когда упавшего гладиатора вот-вот должен был пронзить трезубец победителя.

Моизи не двинулась с места, ноя крепко держал ее, как будто она бежала к ней, и крикнул:

— Моизи, ты ведь не приглашала ее, скажи, что не приглашала!

— Кого, кого не приглашала?

— Фигнер, на объявление!

— Ах, она пришла, она здесь? Свет такой слабый, я —…

— Она только что вошла со всей своей стаей сопровождающих гиен, и у дверей сейчас ужасная суматоха.

— Ах, только что вошла… Она, должно быть, пропустила мое объявление, мне придется повторить для нее.

— Не надо! — закричал я Моизи, но она с удивительной силой вырвалась от меня и пошла к Фигнер, а Фигнер пошла ей навстречу. Я уверен, что Фигнер умышленно приблизилась к порогу комнаты именно в тот момент, что и Моизи, чтобы им никто не мешал обняться так, как будто это было их заветное желание. Свеча давала еще достаточно света, чтобы я мог увидеть, как Моизи протягивала свою тонкую руку к Фигнер, как бы вежливо приглашая ее войти, а потом возникла эта сумасбродная стычка, но прежде, чем я расскажу вам о ней, позвольте уверить вас, что я вполне осознаю достойное сожаления сходство между фамилией Фигнер и словом «фигурист». Поверьте мне, если я скажу вам, что фигурист и Фигнер — это две крайности, фигурист — это любовь, а Фигнер — ее противоположность. Ну и Бог с ней. Вот что теперь происходило на приеме по случаю объявления Моизи. Фигнер выбросила свои тощие руки высоко вверх в колеблющейся полутени у порога, лицо ее было искажено от отвращения, и она начала издавать громкий свистяще-шипящий звук, который все продолжался, и продолжался, и продолжался. Я буду слышать его всегда. Это было ужаснее, чем шипение любого звероящера, какого только можно себе вообразить из тех, что царили когда-то на земле.

И все же казалось, что Моизи ничего не слышит.

Постепенно он прекратился, как все в конечном счете прекращается, и в тот самый момент, как он затих, свеча окончательно погасла, и в комнате наступила полная темнота, даже не просто темнота в комнате и коридоре, a сгусток темноты.

И дальше, что потом?

До тех пор я не понимал, как ужасно люди боятся темноты, особенно полной и внезапной, даже если свет, который ей предшествовал, исходил всего лишь от свечи, мигавшей перед тем как угаснуть.

Гости пришли в движение. Они спотыкались и падали друг на друга в паническом бегстве к двери на Бликер-стрит, все, кроме Моизи, Фигнер и меня.

Фигнер чиркнула спичкой и прекратила свое шипение. А Моизи, которая, казалось, так и не заметила ни этого шипения, ни бегства гостей, повторила свое объявление с небольшим изменением.