Надежда Щепкина - Постскриптум. Дальше был СССР. Жизнь Ольги Мураловой.

— Екатерина Дмитриевна, это потребует длительного, многочасового разговора. Мы сделаем так. Сегодня Вы пойдете с Настенькой на прогулку, а я займусь уборкой. Я уже сговорился на этот счет с Амалией Карловной. Она любезно специально выделила для этого время. Отложить на завтра не получится: она обещала помочь своей приятельнице организовать застолье. А вот завтра с утра я должен быть в Эрмитаже — хочу посоветоваться с коллективом Сергея, а потом с Вашего позволения прибуду сюда, все подробно Вам расскажу, и мы вместе решим, как действовать дальше.

Катя неохотно согласилась:

— Хорошо, раз иначе нельзя, я потерплю. До завтра.

Катя помешивала на огне кашу для Настеньки и с нетерпением ждала прихода Николая, чутко прислушиваясь к шагам на лестнице.

Низкое осеннее солнышко заглянуло в окно и согрело уснувшую было на зиму большую зеленую муху. Та проснулась и начала яростно биться о стекло, стремясь навстречу теплу и солнцу.

Катя распахнула окно и выпустила затворницу. В кухню ворвался свежий чистый воздух, пахнущий мятой и палой листвой. Оставив окно открытым, она вернулась к нерастопленной плите, на которой пыхтела керосинка и булькала каша. Вдруг какая-то неясная внутренняя тревога безотчетно, неодолимо повлекла ее к окну. Под окном стоял Кирилл и, подняв голову, не отрываясь, смотрел на ее окно.

— Катя! — окрикнул он ее. — Разреши мне войти. Обстоятельства требуют, чтобы мы с тобой объяснились и приняли решение относительно нашего будущего.

Катя не двигалась и молчала. Кирилл продолжал.

— Жена оставила меня и дала мне развод. Я свободен. Я хочу жениться на тебе. Я делаю тебе предложение. У нас будет чудесная семья — я, ты и наша дочка. Ты ведь так этого хотела. Открой мне дверь, мы все обсудим.

Катя так же, молча, покачала головой.

— Но я люблю тебя бесконечно! Ты самое дорогое, что есть у меня на свете!

Катя снова решительно покачала головой.

— Ну, хотя бы дочку покажи!

Катя молча закрыла окно и отошла в глубь комнаты.

Возвращаясь из Эрмитажа после встречи с начальством Сергея, Николай увидел под окном священной для него квартиры фигуру ненавистного ему человека. Глухая, звериная ярость одолела парня. Опустив голову на манер быка, завидевшего тореадора, он кинулся навстречу врагу.

— Ты зачем околачиваешься под этими окнами? Прознал, что Сережа арестован и решил, что некому защитить бедняжку? Пошел вон отсюда, мразь!

Кирилл высоко поднял брови, медленно оглядел Николая с головы до пят, молча повернулся на каблуках и неспешно и уверенно пошел прочь. Николай выпустил вслед ему обойму отборных тирад, которые, впрочем, едва ли достигли цели, после чего поспешил к своей подопечной. На лестнице его насторожил едкий запах гари и струйка дыма, вытекающая из-под знакомой двери. На его стук в дверь никто не ответил. В панике он стал колотить в дверь кулаками и сапогами. Ответа также не последовало. Тогда он стал кричать, что есть мочи.

— Екатерина Дмитриевна! Откройте, это я, Николай. — Послышались легкие шаги, и дверь открыла расстроенная и заплаканная Катя.

Поспешив мимо хозяйки на кухню, он убедился, что керосинка погасла, а каша уже не дымит, после чего открыл окно и вернулся в гостиную. Катя сидела в кресле, и отрешенно глядя в одну точку. Он стал на колени перед ее креслом и, глядя в ее окоченевшее лицо, обнял за плечи, повторяя:

— Екатерина Дмитриевна, голубушка, что случилось? Этот негодяй напугал Вас?

Она молча покачала головой.

— Может быть, этот мерзавец обидел Вас?

Она подняла на него опустошенные глаза и тихо зашептала губами. Прислушавшись, он уловил едва слышное:

— Он не мерзавец. Он святой. Он возложил на жертвенный алтарь и свою любовь, и нас с Настенькой во имя своей веры...

Николай вскочил на ноги и заметался по комнате — хотелось опровергать, спорить, доказывать. Но, посмотрев на ее тихое, задумчивое, просветленное лицо, он сдержался. Нет, не сейчас. Позже, постепенно, исподволь он сумеет показать ей истинное лицо этого типа. Но было больно, очень больно. Она все еще любит его! Она его оправдывает!

Как бы отвечая его мыслям, она продолжала:

— Нет, нет. Я не простила его. И никогда не прощу. Я только поняла мотивы его поступков.

В спальне заплакал проголодавшийся ребенок. Катя побежала туда. Вернулась она умытая, тщательно причесанная, чуть припудрив лицо, чтобы скрыть урон, нанесенный слезами.

— Николай Федорович, мы с Вами решили сегодня заняться делами Сережи. Может быть, приступим?