Алексей Моторов - Преступление доктора Паровозова

Короче говоря, врачу опаздывать, а тем более просыпать стыдно. У нас был ординатор из Якутии по имени Тит. Тит был подтянутым, серьезным парнем, ходил в идеально отглаженном белоснежном халате и при галстуке. Несмотря на подколки некоторых раздолбаев, типа Игорька Херсонского: «Тит, иди молотить!», его все неизменно уважали, даже буфетчица в столовой Академии наук, куда мы иногда ходили обедать. При его появлении она вскакивала со стула и говорила с почтением: «Доброго вам здоровьечка, Тит Петрович! А вот я вам сейчас водочки налью, самой лучшей!»

Тит с достоинством подходил к стойке, опрокидывал рюмку «Финляндии», перебрасывался с буфетчицей парой слов и давал денежку без сдачи.

Его все, причем без исключения, звали только по имени-отчеству. Что-то было забавное в том, что совсем еще молодого парня, больше похожего на вышколенного японского клерка, чем на врача, даже старшие коллеги называют с преувеличенным уважением. Да и само имя-отчество тоже представлялось забавным. Тит смущался и даже как-то раз попросил:

— Мужики, да что вы ко мне с таким уж пиететом: «Тит Петрович да Тит Петрович!» Зовите меня просто — Тит.

Нашел кому говорить. Там же Баранников присутствовал, наш главный острослов. Его и стали с подачи Сергея Донатовича называть Простатит.

Так вот, однажды Тит проспал. Всему виной был мини-банкет, который сам же Тит и организовал. Ему доверили провести нефроктомию, и он, как и положено, проставился. Посидел, выпил, сел на такси, доехал до съемной квартиры и рухнул в кровать. Проснулся, посмотрел на часы — мама дорогая! Девять, без пяти! Уже конференция вовсю идет! Да какой там идет, уже заканчивается. Скоро и обход начнется, а ему ведь нужно сегодня предоперационный эпикриз самому Елисею Борисовичу докладывать.

Тит мигом оделся, даже не стал умываться, выбежал на улицу, поймал такси и назвал адрес больницы. Машин было немного, за четверть часа доехали. По дороге Тит сказал водителю:

— Однако сегодня с утра темнее, чем вчера с утра!

Водитель покосился на него диковато, но не стал поддерживать беседу, довез до корпуса, взял деньги и уехал. Тит немного удивился закрытым дверям, ему очень хотелось прошмыгнуть незаметно, но делать нечего. Звонил-звонил, пока не дозвонился. Вышел один из докторов, посмотрел с интересом и на вопрос Тита, прошел ли обход, ответил, что прошел, причем давно.

Тогда Тит решил отсидеться в подвале, где к тому времени расчистили помещение под ординаторскую. Дабы не попадаться на глаза Елисею Борисовичу. Сидел, сидел, пока не пришел доктор, который открывал ему дверь, и не сказал:

— Ты как хочешь, Тит Петрович, а я, пожалуй, посплю.

Взял и выключил свет.

Только тогда бедняга Тит сообразил, что приехал на работу не утром, а вечером того же дня.

Я проспал в понедельник на целых полчаса. Обычно дома мы все вставали одновременно, но тут Рома потянул на тренировке связки, и Лена взяла отгул. Поэтому меня никто не разбудил. Я наскоро умылся, не стал завтракать, выпил чай и побежал. Еще и автобуса пришлось ждать, как назло, — в общем, когда я выскочил из метро «Октябрьская», до начала конференции оставалось пять минут. Не успею, даже если сейчас впрыгну в троллейбус. Эх, неудобно опаздывать!

Но когда я завернул к корпусу, то сразу и думать забыл про неловкость ситуации, свое опоздание и отсутствие на утренней конференции. Потому что на крыльце стоял полковник Серегин и был он, в отличие от прошлых своих появлений, не сосредоточенным и напряженным, а расслабленным и очень довольным. Можно сказать, просто сиял от счастья.

— Доброе утро, доктор! Ну что, забираем мы своего подопечного! Я уже вашего Маленкова предупредил. Сейчас бумаги все оформим и в среду отправим в более привычное для него место. Да и вам спокойнее, не будем больше надоедать со своими часовыми, и вообще. Как говорится, баба с возу, кобыле легче!

И все мое хорошее настроение, вся эта липовая гармония с окружающей действительностью, все те глупые и наивные слова, с помощью которых я себя уговаривал, вдруг взяли и улетучились.

Автобусы почти одновременно открыли двери, и сразу же дикие вопли, вырвавшиеся из полутора сотен пионерских глоток, огласили пространство Аллеи Жизни. Толпа встречающих родителей разразилась ответными криками, более умеренными, но не менее искренними. И уже буквально через секунду обе группы рванулись навстречу друг другу. Вожатые поначалу пытались регламентировать это действо с целью устройства торжественного акта передачи, да где уж там. Пионеры выпрыгивали из автобусов, многих сразу находили и выхватывали, кто-то растерянно крутил головой, высматривая своих, а потом, заметив, с радостным визгом кидался навстречу. Кого-то встречала только мама, кого-то мама с папой, а кого-то и бабушки с дедушками в компании с братьями, сестрами и даже одноклассниками. Родители терзали пионеров, обалдевших от такого натиска, объятьями и поцелуями, смотрели на подросших и загоревших чад с явным удовольствием, а те, похоже, смущались, отвыкли за смену.