Дорис Лессинг - Бабушки (сборник)

Для Виктории самым удивительным было то, что этот дом — мечта, казавшаяся такой далекой, что она и не ждала увидеть его снова, — оказался так близко, до него даже пешком идти было недолго.

У тети она до сих пор спала на кушетке в гостиной. Когда той становилось совсем плохо, девочка затаскивала свою кушетку на ночь в ее комнату: на случай, если больная проснется и попросит воды или чашку чая или испуганным голосом скажет: «Виктория, ты здесь?» Ночи у девочки были неспокойные, успевать в школе стало труднее. Филлис Чедвик, тетина лучшая подруга и мама Бесси, заходила их проведывать: по решению властей она должна была надзирать за Викторией. Девочка была не против. Она очень нуждалась в помощи, хоть от кого. Иногда с тетей Мэрион сидела Бесси, пока Виктория ходила за покупками или еще куда-нибудь. Днем, во время уроков, тетю навещала домработница или медсестра. Но, по большому счету, Мэрион Стивенс следовало бы лежать в больнице, ей нужен был круглосуточный уход квалифицированной медсестры: об этом говорила Филлис Чедвик, об этом думала Виктория. «Если бы меня не было, им бы пришлось что-то с этим делать, а так — есть я, и они не суетятся».

Уже четыре года прошло со встречи с тем высоким мальчиком, который оказался к ней так добр — настолько, что это событие так и осталось в памяти Виктории, оно фигурировало в ее снах — а тетя сильно болела. Рак. Надежды не было, Мэрион сама сказала об этом девочке. Медсестра, тоже с Ямайки, объяснила: «Есть время жить, есть время умирать. Твое время скоро придет, так что воздай хвалу Господу».

Мэрион Стивенс всегда ходила в церковь, но не в ту же, что эта медсестра. Они часто молились вместе, Виктория даже слышала, что они пели псалмы. Она сомневалась, есть ли за что воздавать Господу хвалу, ведь у нее перед глазами и днем и ночью постоянно была эта ужасно больная женщина. В церковь она ходить любила, когда на это было время, потому, что ей нравилось петь, но теперь приходилось сидеть с тетей. Сестра сказала Виктории, что на небесах ее вознаградят за все, что она делает для Мэрион, но Виктория промолчала: то, что ей хотелось сказать, было слишком грубым.

Ей приходилось очень тяжело, все это вместе: ходить в школу, делать уроки, когда каждую минуту тетя ее отвлекала: «Виктория, ты здесь?» Иногда больную вообще нельзя было оставить — в те дни, когда домработница не могла прийти, а это случалось часто: нагрузка у них была большая, немощных очень много. Зачастую они не сидели с больными, а просто проверяли, принимают ли те таблетки. Иногда обмывали неприятно пахнущее больное тело и сразу же уходили. «Я не стану медсестрой, не стану», — обещала себе Виктория. В школе ей сказали, что она легко сможет устроиться на эту работу, поскольку наверняка сдаст нужный экзамен. Говорили, что она умная. «Пора задуматься о том, какую профессию ты хочешь выбрать», — напоминали ей. Бесси собиралась пойти в медсестры. «Ну вот и пусть, а я лучше умру», — говорила себе Виктория.

Учителя ею гордились: немногие дети в этой школе подавали такие надежды, они, скорее всего, потом окажутся на улице. Когда девочке вообще не удавалось прийти в школу, ее прощали, оправдывали. Всем было известно, в какой тяжелой ситуации она оказалась, интересовались состоянием тети, сочувствовали. Кто-то из учителей предложил помолиться за нее, кто-то даже зашел к ней домой: Виктория понимала, что они хотят проверить, как у нее дела, зато она в это время могла пройти по магазинам. Домработница как будто бы всегда делала все неправильно, хотя Виктория и оставляла ей написанные собственноручно списки с подзаголовками «Продукты» или «Лекарства»; и список покупок из аптеки всегда был длиннее, чем из супермаркета.

«Девочка, тебе надо есть», — говорила Филлис Чедвик, принося ей понемногу всякой всячины, то супа, то пирога, но Викторию постоянно тошнило от запаха тетиной болезни. Иногда ей казалось, будто она медленно погружается в темную грязную воду, то есть — в болезнь, и идет и идет ко дну, но вверху, где-то высоко над головой, был свет, воздух, приятный запах чистоты. Когда это становилось совсем невыносимым, Виктория говорила тете, что вернется через минуту, летела по улице и останавливалась у дома Стэйвни, думая о том, что там — внутри его. Там было много места, хватило бы на всех. К этому времени она уже поняла то, что поначалу так долго не укладывалось в голове: в этом доме живет только одна семья — эта светловолосая женщина, мать, и Эдвард с Томасом. О том, что отца нет, девочка как-то и не задумывалась. Ни в одной семье из тех, что она знала, отца не было, ну, то есть настоящего, который бы жил с ними.