Натан Файлер - Шок от падения

— Нет, наверное, хотела бы. Но она хотела бы, чтобы ты смотрел, как я занимаюсь хореографией, а не уходил на это время в паб.

Если закрыть глаза и сосредоточиться, она и сейчас вспомнит тот разговор до мельчайших подробностей.

— Да, думаю, ты права.

Она помнит, как во время разговора прижимала к подбородку желтое кукольное платье, поглаживая его пальцем. На похоронах все было чужим и непонятным. А потом осталась одна пустота.

Аннабель сидела на коленях у отца до самого позднего вечера. Они вдвоем решили, что в тот раз, в виде исключения, ее мама не стала бы укладывать ее в постель. И они начали прощание.

— Это была поминальная церемония, — пояснила мне Аннабель, улыбаясь сквозь слезы. Она уже не плакала, но ее глаза по-прежнему оставались мокрыми и блестящими. Но она улыбалась, когда сказала:

— Это была поминальная церемония. Потом стало легче.

— Я думаю, ты очень красивая.

— Хм. Ты решил, что я — Бьянка!

— Я ведь немного сумасшедший, правда?

— Немного. Бывает хуже.

— Как ты сказала?

— Когда?

— «Поминальная церемония», правильно?

— Ну, мне так показалось.

— Наверное, это правильно.

— Конечно.

— Аннабель. Я уже могу ехать.

Солнце не садится на востоке. Но когда я увидел светло-голубую полоску на горизонте, мне показалось, что оно вот-вот взойдет.

После собрания мама с папой повели меня в буфет. Мы заказали два кофе и горячий шоколад со взбитыми сливками.

— Получается, что я могу пожить у вас? — спросил я.

— Конечно, в любое время, — сказала мама.

— Я имел в виду, когда меня будут отпускать. То есть не в больнице?

— Так доктор Клемент сказал.

— Но ведь это хорошо?

— Ну конечно.

Мы замолчали, уткнувшись в свои чашки. Женщина в сетке для волос вытирала столы. В очереди к кассе кто-то уронил поднос и стоял, уставившись на осколки, словно ожидая, что они исчезнут сами собой. По громкоговорителю что-то объявили. Люди приходили и уходили. Мы долго молчали. Потом я сказал:

— Я хочу кое-что сделать.

— И что же?

— Не сейчас. Этим летом.

— Ну, до лета еще далеко, — сказал папа.

— Я знаю. Но сейчас я слишком… Слишком болен. Сначала мне надо поправиться. Теперь я это понимаю.

Мама поставила чашку.

— Так что же это?

— Я бы не хотел говорить сейчас. Но вы должны дать мне разрешение.

— Ну…

— Нет. Я хочу, чтобы вы мне доверяли.

Папа наклонился ко мне и тихо сказал:

— Ami. Дело не в том, что мы тебе не доверяем, но мы не можем согласиться…

Странно, что все произошло именно так. От мамы я такого не ожидал. Но она поднесла палец к губам, сделав отцу знак, чтобы он прекратил расспросы.

— Мы тебе доверяем, — сказала она. — Мы согласны, что бы ты там ни планировал.

Я написал пригласительные письма прямо здесь.

Это было первое, что я напечатал на компьютере, еще до того как решил рассказать свою историю. Я их где-то сохранил, но мне нужен Стив, чтобы снова их найти. Он немного рассеян. Они все сегодня такие. Но надо отдать им должное — они держали двери открытыми до самого конца.

— Стив.

Даже на кухне двери открыты, и трудотерапевт вместе с кем-то еще готовит прощальный пирог.

— Стив? Ты занят?

Он снимал записки с доски объявлений.

— Привет, Мэтт. Извини. Задумался. Как дела?

— Нормально.

Немного сумбурно. Куча коробок.

— Ты сейчас занят?

— Нет, нет. А в чем дело?

Я объяснил, что мне от него нужно, и он пододвинул кресло поближе, а потом уселся на него задом наперед, небрежно сложив руки на спинке.

— Ты говоришь, это было примерно прошлым летом?

— Да. Но если это трудно…

— Ну давай хоть попробуем?

Продираясь сквозь папки и файлы, он между делом заметил, что в библиотеке тоже есть компьютеры в публичном доступе.

— Если ты еще не записан… Может быть, стоит записаться, — предложил он. — Ты бы мог продолжить…

Все мои распечатки, все машинописные страницы — все было сложено в кучу рядом с клавиатурой. Джанетт из группы арт-терапии добавила мои рисунки. Когда я пришел утром, она прибиралась в классе: снимала постеры, складывала кисточки в коробки. Но потом она перестала упаковывать вещи и подошла к большому столу, где были аккуратно сложены все рисунки и картины, оставшиеся от наших занятий.

Я стоял в дверях и смотрел, как Джанетт нежно поглаживает пальцем постер с радугой — работу Вероники. Я не хотел ей мешать, но она меня заметила и улыбнулась:

— Правда, красивые? И твои тоже. Просто великолепные. Ты обязательно должен забрать их домой и сохранить.