Пэт Конрой - Обрученные с Югом

— И после всего этого он едет-таки к своей девчонке, — делает вывод Бетти.

— Что ни говори, — открывает рот Шеба, женщина, которая прекрасно себя чувствует в эпицентре самого невообразимого хаоса, — а умеете вы, южане, устраивать вечеринки. С вами не соскучишься.

Сначала разговор за столом не клеится. Он перескакивает с темы на тему. Шеба наигрывает на рояле мелодии, с которыми она и ее брат познакомили нас много лет назад, когда ворвались в нашу жизнь, застывшую на мертвой точке. Затем начинаются танцы, я наливаю себе коньяка и стою, прислонившись к роялю. С трудом верится, что Шеба всего лишь дилетант по сравнению с братом, чье мастерство совершенно. Все равно ее голос звучит чудесно.

После танцев мы сидим в мягких, удобных креслах, среди книг, которые занимают три стены от пола до потолка. Найлз исправно подливает нам в бокалы коньяк. Спускается вечер, и мы зажигаем свечи. Парочки сидят на кушетках, держась за руки так естественно, что мне становится завидно. Мы с Шебой сидим друг против друга. Она что-то хочет сказать, но ей трудно начать, слова застревают в горле.

— Со мной творится что-то неладное, — наконец заговаривает она, и в комнате становится тихо. — И всегда творилось. Я всегда приношу с собой несчастье. Я не могу избавиться от него. Несчастье тянется за мной повсюду. Вот и сегодня то же самое.

— Глупости, — возражаю я. — Молли с Чэдом вполне взрослые люди и в состоянии самостоятельно испортить себе жизнь. Для этого им не нужна ничья помощь. Мы сегодня все в положении зрителей. Но это никак не отменяет того факта, что нам очень не хватало тебя, родная.

— Ничего вы не потеряли. За последние десять лет я не сделала ничего стоящего. Пора посмотреть правде в глаза. Похвастаться нечем. — Шеба смеется, но чересчур громко и совсем невесело, этот смех граничит с плачем.

И действительно, она начинает тихонько плакать. Женщины вскакивают с мест, окружают ее, гладят и утешают. Мы, мужчины, сидим, будто парализованные, удивляясь, как сильно действуют несколько слезинок, пролитых женщиной, которая нам небезразлична с юношеских лет. Бетти вынимает из своей бездонной сумки носовой платок и протягивает Шебе, той удается вернуть себе толику самообладания.

— Простите меня, простите, — всхлипывает Шеба.

— Ты не должна извиняться перед нами ни при каких обстоятельствах, — говорит Фрейзер. — Ведь мы же твои друзья. По крайней мере, считаем себя таковыми.

— Я боюсь вас просить, — начинает Шеба. — А ведь именно ради этого я и приехала. У меня к вам большая просьба.

— Проси, — говорит Найлз.

— Проси, о чем хочешь, — вторит Айк.

— Когда вы в последний раз получали известия от Тревора? — спрашивает Шеба.

Она снова начинает плакать, но на этот раз уже в полный голос, не сдерживаясь, содрогаясь всем телом, и проходит несколько минут, прежде чем она берет себя в руки.

Мы смотрим друг на друга. Шеба прячет лицо в ладони. Найлз отвечает первым:

— Он звонил около года тому назад.

— Ты говорил с ним?

— Конечно говорил. Но он был так пьян, что я не мог разобрать, чего он хочет, и позвал Фрейзер.

— Это был обычный пьяный разговор. Ну, знаете: «Я вас люблю и обожаю», повторенное на тысячу разных ладов. И «Скучаю без вас, ребята», повторенное на сотню разных ладов. Классический монолог Тревора. Если бы он родился обычным мужиком, женился бы на мне или на Молли. Если бы он родился обычной женщиной, вышел бы замуж за Лео. И тому подобное. Он был очень пьян, но верен себе. В своем репертуаре. На следующий день я перезвонила ему в его квартиру на Юнион-стрит, но телефон не отвечал. Я написала ему, но письмо вернулось обратно с пометкой «адрес неизвестен». Я решила, что он переехал.

— Его выселили за невнесение квартирной платы, — поясняет Шеба.

— Почему же он не позвонил нам? — спрашивает Бетти.

— В том-то и вопрос. Почему он не позвонил даже своей знаменитой сестре? — говорит Шеба.

— А ты можешь ответить на этот вопрос? — интересуюсь я. — Мы нет.

— Тревор уже довольно давно ненавидит меня. Помните мой первый ангажемент в Лас-Вегасе? Мне пришлось умолять его, чтобы он аккомпанировал мне. Единственная причина, по которой он согласился, — это возможность повидать всех вас. Он давно вычеркнул меня из списка своих привязанностей.

— Но почему, Шеба? — недоумевает Фрейзер. — Ведь вы были так дружны. Я никогда не встречала, чтобы брат с сестрой были так привязаны друг к другу, как вы. Ну разве что Найлз и Старла одно время. Ко мне Чэд всегда относился так, словно меня сотворил Франкенштейн в своей лаборатории. Но вы с Тревором души друг в друге не чаяли.