— Нет, только не это, — вздрагивает Молли. — Это ужасно. Лицо покрывается язвами и коростой.
— А что с Беном Штейнбергом? Джорджем Стикни? Тильманом Гарсоном? — спрашивает Бетти. — Это были его закадычные друзья, когда мы с Айком приезжали два года назад.
— Все умерли, — отвечает Шеба. — Совсем молодые ребята, и все на кладбище.
Молли поднимается из-за стола и подходит к огромному окну, которое служит рамой для великолепной картины сверкающего огнями ночного города. Одинокая фигурка с опущенными плечами. Ее силуэт напоминает тех беспомощных свидетельниц Страстей Христовых, которых так часто изображали художники Возрождения. Мы все подходим к ней, чтобы быть вместе. Мой взгляд падает на мост Золотые Ворота, похожий на драгоценную перемычку между двумя музыкальными шкатулками. Струнное трио архитектуры, искусства, грусти объединяет нас в душевный союз, и мы думаем о нашем больном друге.
— Не пора ли нам баиньки? — оглядывая нас всех по очереди, говорит Шеба.
— Я не хотел затрагивать эту тему, Шеба, — начинает Айк. — Все ждал подходящего момента. Но он, похоже, никогда не наступит. Где ваш отец, будь он неладен?
Лицо Шебы мгновенно искажается ненавистью, но ей удается совладать с собой.
— Я не хочу говорить об этом мерзавце. Ты же знаешь, Айк.
— Ты прекрасно понимаешь, почему я спрашиваю. И понимаешь, почему это так важно.
— Мы все заслуживаем того, чтобы спустя столько лет узнать правду о твоем отце, — вмешиваюсь я. — Хоть никому из нас этот разговор не доставляет удовольствия.
— Если тебе очень больно отвечать, тогда не надо, — подает голос Молли.
— Ты не совсем права, Молли, — возражает Найлз. — Нам необходимо знать, по крайней мере, где он.
— Все верно, — вздыхает Шеба. — Если коротко, то после того, как я окончила школу, он последовал за мной в Лос-Анджелес. Я ничего не знала. Он изобретателен и хитер, как черт. Вскоре я получила роль, стала актрисой. Он отыскал меня — я тогда снимала квартиру в Вествуде — и изнасиловал.
— Не надо, больше ничего не говори, — прерывает Фрейзер.
— Нет, мальчики правы, вы должны все знать. Он держал меня взаперти, издевался, но в этом не было ничего нового, все это было и в детстве. Тогда я и научилась уходить в себя. Это умение помогло мне. Потом он отстал от меня, уехал в Сан-Франциско. И проделал то же самое с Тревором. После второго фильма я наняла телохранителя. Папочка едва не убил беднягу. Я даже не знала, что сказать полицейским. Какое имя назвать? Как его описать? Отец поменял множество имен. И внешность менял постоянно. То рыжие волосы, то седые, то лысый. Он носил усы, бороду, бакенбарды. Менял линзы — то карие глаза, то голубые, то зеленые. А головные уборы! Берет, эспаньолка, ермолка, бейсбольная кепка.
— А сейчас? Где он сейчас? — спрашивает Айк. — Он и нас столько лет преследовал.
— Он мертв. Слава богу! В конце концов он попался. Это случилось пять лет тому назад. Я снималась в Нью-Йорке. К тому времени я обзавелась целым штатом телохранителей. Жила в знаменитом небоскребе. Мой отец пришел под видом разносчика. Швейцар остановил его спросить, к кому он, тогда отец убил его, ударил ножом в сердце. Поднялась тревога. Отца схватили. Лицо убийцы осталось на пленке камеры наблюдения. Джека Кросса обвинили в убийстве и приговорили к заключению в Синг-Синг. [73] Синг-Синг — крупнейшая тюрьма с максимально строгим режимом в г. Оссининг, штат Нью-Йорк.
Там он сошел с ума. Его перевели в психиатрическую больницу повышенной секретности, и там он спрыгнул с крыши. Конец истории. До сих пор ни единая душа не знает, что мой отец — Джек Кросс.
— С чего ты взяла? — спрашивает Бетти. — Мы по долгу службы обязаны это знать.
— Джек Кросс писал мне из тюрьмы, — продолжает Шеба. — Каждый день.
— Джек Кросс — это настоящее имя? — спрашивает Молли.
— Нет. Когда родились мы с Тревором, его звали Густав По.
— Ты уверена, что он мертв? — уточняет Найлз.
— Его прах лежит в урне, которая стоит в моем доме в Санта-Монике. Давно нужно было вам все рассказать. Но мне легче было притворяться, что его вообще никогда не существовало.
— Пора спать, — командует Бетти, и мы обнимаем друг друга, желаем спокойной ночи.
— Ты не возражаешь, если я все проверю по своим каналам? — обнимая Шебу, спрашивает Айк.
— Не возражаю, конечно. Но ведь урна с прахом хранится у меня.
— Это может быть чужой прах. А может быть и прах Джека Кросса. Но не твоего отца.
Я спускаюсь в подвал, вхожу в свою спальню-чулан без окон. С радостью обнаруживаю, что к моим услугам прекрасная лампа, удобная кровать и во всю стену — шкаф с отличными книгами. Рядом с подушкой нахожу инструкции Шебы. Она напечатала их на листе плотной бумаги. Читаю, пока раздеваюсь.
Читать дальше