Эдуард Тополь - Элианна, подарок бога

Да, страна мечтала о зарплатах в белых конвертах, как Остап Бендер о Рио-де-Жанейро…

Теперь, получив наконец свой первый белый конверт, я обнаружил в нем чек аж на восемьсот долларов и решил, что с такими деньгами и с визиткой Vadim Dvorkin, Editor-in-Chief, WWCS Inc. (Вадим Дворкин, главный редактор) могу пригласить в ночной бар не только китайскую продавщицу, но и саму Стефанию Сандрелли! Поэтому, обналичив чек в банке и дождавшись вечера, я побрился, надел все тот же единственный костюм, купленный на римской барахолке, и ровно без пяти десять возник в двери ее, этой китаянки, магазина.

Нужно ли говорить, что теперь за прилавком рядом с ней стоял ее муж — молодой высокий китаец с фигурой каратиста и умными глазами выпускника Гарвардского университета. Точнее, не стоял, а, готовя магазин к закрытию, легко заносил с улицы какие-то тяжелые ящики с товаром. Но, увидев меня, почему-то резко выпрямился и выжидающе посмотрел мне в глаза. Черт возьми, с момента той первой встречи с Луу я был тут двадцать раз, но ни разу его не видел и напропалую флиртовал с этой китайской Сандрелли. И каждый раз она загадочно отмалчивалась на мои двусмысленные комплименты и обещания сводить ее в ночной бар на Бродвее. «Ну что, Луу? — говорил я, если в магазине никого, кроме нас, не было. — Пора мне купить тебе дринк, как ты считаешь?» Она молчала, опустив глаза. «О’кей, — говорил я. — Значит, ты согласна. Вот напишу бестселлер, заработаю первый миллион и увезу тебя в Майами. Договорились? Ты согласна? Раз молчишь, значит, согласна. Дай мне, пожалуйста, молоко и овсянку…»

А теперь ее китайский муж смотрел на меня в упор, а затем вопросительно глянул на Луу, стоявшую за кассой. Мне показалось: дай она знак, и он приемом каратэ тут же свернет мне шею. Но Луу повернулась к полке, сняла коробку молока и баночку с медом.

— Milk and honey, as usual. Right? — пропела она невинным китайским голоском. (Молоко и мед, как всегда. Верно?)

— Yes, thank you, — ответил я и положил на кассу стодолларовую купюру.

Луу резко выпрямилась, почти отшатнулась. И посмотрела мне в глаза:

— Sir, do you have smaller bill? (Сэр, у вас нет мельче купюры?)

— No, sorry, mam, — усмехнулся я, глядя в ее черные зрачки. — I’m a rich man now (Нет, мадам, извините. Я теперь богат.)

— Congratulation… (Поздравляю…) — произнесла она совсем тихо и протянула стодолларовую купюру своему мужу, который, ревниво подойдя к нам, поднял эту купюру к яркому неоновому плафону на потолке и посмотрел на просвет.

«Любите ли вы театр? — спрашивала Татьяна Доронина в фильме по пьесе «Старшая сестра» Александра Моисеевича Володина и добавляла требовательно и с придыханием: — Нет, любите ли вы его так, как люблю его я?..»

А теперь, читатель, позвольте и мне спросить у вас столь же взыскательно: умеете ли вы раздевать женщин глазами? Нет, не ради похоти и вожделения, а из любви к чистому и высокому искусству ню в стиле Ботичелли и других художников эпохи Возрождения?

В Советском Союзе это искусство было мне ни к чему. Даже когда я жил в Москве на рубль в день (в 1972-м пачка пельменей стоила 28 копеек, при этом пельмени можно было сварить и юшку есть на первое с хлебом, а сами пельмени — уже на второе), так вот, даже в это время ко мне посменно приходили две нимфы — высокая, как Венера у Сандро Ботичелли, девятнадцатилетняя Алена, студентка МГУ, и крошечная, как Шоша у Башевиса-Зингера, семнадцатилетняя Вета, студентка хореографического училища. Поскольку в Москве стояла такая рекордная жара, что вокруг горели торфяники, обе нимфы (повторяю, посменно) сами раздевались догола еще с порога. Алена, абсолютно голая, забиралась на подоконник и с высоты шестого этажа часами, как кошка, наблюдала за суетой на улице Горького. А Вета мини-махой укладывалась на диван и, мечтая женить меня на себе, соблазняла страшными рассказами о каком-то офицере КГБ, который преследует ее повсюду и грозит похитить. Короче, как я уже сказал, в России женщины обожают нищих литературных гениев, и обходиться там женщинами вприглядку мне было ни к чему, они и сами приходили на «вприкуску».

А искусству раздевать женщин глазами я научился вынужденно — сначала в Италии, где в ожидании американской визы нищим эмигрантом пять месяцев жил на милю в день в Ладисполе, пригороде Рима. Каждое утро я с одним бутербродом в кармане зайцем уезжал электричкой в Рим и, ошеломленный его античной красотой, часами бродил по набережным Тибра и римским закоулкам, а потом выходил на виа Витторио Венето или в парки Виллы Боргезе и голодными глазами пожирал гуляющих там европейских красавиц и дорогих итальянских проституток. Впрочем, тогда это было еще ученичество и дилетантство, тем паче все итальянки, в общем, однотипны. Конечно, и среди них бывают такие экзотические экземпляры, как Софи Лорен, Джина Лоллобриджида и Стефания Сандрелли, но в массе своей… Ладно, не будем вдаваться в подробности. Италия это вам не Россия, и когда живешь там на милю в день, то вдаваться все равно некуда и не на что.