Дмитрий Урнов - Кони в океане

— Хотел вызвать чемпиона Англии по боксу в перчатках. Я уложил бы его в первом раунде.

Крупный писатель, с которым мы там повидались, сказал:

— Мою новую книгу читали? Так вот, начните читать, не оторветесь. Хорошо получилось!

Мы уже продали лошадей и вернулись домой, когда от Джека пришло письмо: «Все в порядке. Ваши лошади поступили ко мне в езду. Правда, в этом сезоне не я признан лучшим, но я уверен, что в следующем году побью всех».

И подпись — Стальной Вихрь. [13] В том же письме содержалась просьба сообщить особые приемы и тонкости в обращении с нашими лошадьми. Во главе с Катомским на конюшне собрался консультативный совет, и хотя мне и выпала на том совете роль писца (как это, примерно, изображено на репинской картине с запорожцами), но не берусь описывать таких сражений. Работали мы по охоте, от всей души, и как только бумага выдержала! Разнообразие и обилие советов было поразительное. «Призовая выдержка орловского рысака…» — по одну руку от меня вещал сам Валентин Михайлович. Под другой локоть подталкивал конюх: «Так и пиши: подходишь к нему и сразу: „У-у-у, турка не нашего бога…“» А для передачи некоторых, особенно внушительных советов просто не хватало английского словаря.

У Тайфуна зада сносились, а Померанец сломал подкову на левой передней. И вообще перед призами требовалось осмотреть ноги лошадям. Кузнец нам нужен был во что бы то ни стало. Отправились мы за ним в имение лорда Лэнгфильда. Он являлся президентом рысистой ассоциации, и к тому же, как выразился Гриша, надо поближе посмотреть, что за лорды.

— Но знаете, — говорил в пути наш босс, — дела лорда Лэнгфильда незавидны. У него осталось одно имя, а все имущество пошло в пользу похоронных почестей. Умер старый лорд Лэнгфильд, и нашему президенту приходится платить так называемые почести. Он вынужден был продать замок. О, похоронные почести просто разорение! Мы говорим: дешевле жить, чем умереть.

— Вот, — указал босс на скалу слева, взорванную и развороченную, — это единственный доход лорда. Отсюда берут камень на общественные постройки, а государство платит хорошо.

Катомский отнесся к аристократическому оскудению безо всякого сочувствия. «Видали мы это!» — только и сказал он, спросив вместе с тем у босса очень строго, предупредил ли он кузнеца и будет ли тот на месте. Босс отвечал, что в этом не было необходимости — старый Аллардайс всегда на месте.

— Он несколько пожилой, однако не беспокойтесь, очень опытный, — добавил босс, — ему можно доверить призовых лошадей.

— Он говорит, что кузнец старый, — сообщил я Катомскому.

Тот пожал плечами.

Мы свернули в ворота и попали, по меньшей мере, в восемнадцатый век. Увитые плющом стены, желтые собаки, гончие, которые при виде незнакомцев поднялись и, помахивая правилами, подбежали нас рассмотреть, лужайка, дом и цветник — всю эту бутафорию дополнил управляющий, он явился в бриджах, в сапогах с отворотами и с хлыстом. Оставалось услышать звук рога, чтобы там, за воротами, рванулась по полям, через ограды, лавина собак и всадников.

— Что Аллардайс? — спросил наш хозяин управляющего.

— Должен быть у себя.

Мы последовали за ним через двор мимо служб, конюшен, к небольшой двери в стене.

— Вам будет интересно посмотреть нашу кузницу, — говорил управляющий. — Очень древняя и до сих пор действует. Еще интереснее было бы вам побывать в прежнем замке лорда Лэнгфильда, но…

Он сделал рукой «фьють!».

— Похоронные почести!

Мы понимающе покачали головами.

— Дешевле жить, чем умереть, — усмехнулся управляющий, — вот мы и пришли. Эй, Аллардайс!

Никто не явился на зов. И не последовало ответа.

— Старина!

Управляющий взялся за кольцо окованной двери, но мы заметили надпись: «Ушел за гвоздями». Похоронные почести, едва не разорение, и вдруг еще нет кузнеца, хотя веками он находился всякий раз на месте, — все это, видно, оказалось выше сил управляющего и нашего патрона. Они стояли совершенно растерянные. Катомский потемнел. Они не решались взглянуть в его сторону. Гриша их успокоил, говоря, что ничего особенного, человек отлучился и сейчас придет, это называется «пошел на базу».

— Тогда я вам, — приободрился несколько управляющий, — покажу еще что-нибудь. Скажем, погреб тринадцатого века. Это совсем рядом.

Мы вышли на поляну, где стояли дубы и паслись коровы. Поляну пересекал узкий ров, и через него был мостик.

— Тоже в своем роде редкость, — объяснил управляющий про узкий ров. — Мы называем это хаха от ха-ха, иначе говоря, один смех, пустяк, только видимость. Ров заменяет забор, коровы не могут перейти через него, между тем со стороны канава незаметна и таким образом создается иллюзия сплошного зеленого покрова, большого поля. Одного из тех наших зеленых полей, о которых вспоминал перед смертью шекспировский Фальстаф. Но, — с чувством махнул управляющий рукой, потому что надпись на дверях кузницы, вероятно, вконец расстроила его, — мостики портят все дело. Они все-таки видны, и иллюзия пропадает!