Владимир Ионов - Гончарный круг

— А чего попросить?

— А я не знаю. Чего хошь, то и расскажу. Языком-то вертеть — не горшки ляпать.

— Тогда, кстати, откуда здесь гончарное дело взялось? Это что, традиционное ремесло здесь?

Макар сморщился в улыбке, покачал головой, дескать введешь ты меня во грех, парень! Потом вытянул по песку свою здоровую ногу, достал из кармана жестянку с табаком, постукал по ней тяжелым пальцем, аккуратно свернул цигарку, раскурил ее, опять покачал головой.

— Да, парень… Ну дак вот, слушай…

— Точно-то я не скажу, когда это было. И Михайла, пожалуй, не скажет. Может, уж полтыщи лет прошло. А может, и больше. Леса тут у нас стояли темные. А на краю лесов было два города — с того конца город и с этого. И дорога от одного к другому была только что по Волге. До Волги-то тут верст десять, што ли. Скоко, Михайла?

— Не трогайте его, он спит, — сказал Денис.

— Двенадцать считают, — отозвался Михаил Лукич, не открывая глаз.

— Видал, как он спит-то? Ну вот… И в каждом городе по своему князю было. Звали их так: который внизу по течению жил, тот был Нижний князь-батюшко, а который вверху — Верхний. Жили они меж собой мирно, потому как всего у них вдоволь было. Сыновей, дочек женили из княжества в княжество. Ездили гоститься друг к дружке по реке. А река-то тут вон какого крюка дает! Ну, ездили они эдак, ездили, а потом свиделись опять и говорит один другому: «Пробовал я этта, Верхний князь-батюшко, в бесповетрие посуху к тебе пройти, да не прошлось. Дружинушку взял малую, токо от зверья от какого оборониться, а напал в лесу на силу великую. Еле копыта унес». «И я, Нижний князь-батюшко, — говорит Верхний, — этта попосуху к тебе пошел, да вернулся. Дружиушку-то снарядил токо чтобы от зверья встречного оборониться, а напал на неведомую силу. И поминал бы ты меня теперича, Нижний князь-батюшко, как бы не я ее, а она меня наперед увидала». «И ты бы меня поминал, как бы не я первый увидал супротивную силу», — ответствовал Нижний. «А што же это ты не храбрый какой, Нижний князь-батюшко?» — попенял Верхний, да и самого его попеняли тем же.

— Ну, потужили князья маленько, по ковшичку да по другому сладкой бражки выпили, а, выпимши, и расхрабрились, расхорохорились. «Ты вот пенял меня, Нижний князь-батюшко, што я-де не больно храбер из себя? А вот поглядишь, как соберу ужо дружину, што и числом не счесть и мерой не обмерять, да как приду к тебе прямиком через леса, и задашь ты мне пир на весь мир!» — захорохорился Верхний князь. «Погоди, Верхний князь-батюшко! — захорохорился и Нижний. — Вот как кликну я клич, да как рать несметная мне откликнется, да как велю я ей идти за мной прямиком через леса в твой град честной, так и задашь ты мне пир!» Долго они эдак хорохорились. Что один другому скажет, то и в ответ услышит. И так громко говорили, што и в том, и в другом бы городе слыхать было, да эхо не знало, которому вторить, А не знавши, помалкивало, и спор этот так и остался промеж князей, никем не ведомый.

— А ты его откуда теперича знаешь? — в полудреме спросил Михаил Лукич.

— Сорока на хвосте несла да на мой овин обронила. А нелюбо тебе, дак не слушай и людям не мешай, — вскинулся на него Макар. — Возьми ты вот его! Уж спит вроде, а все одно ему не терпится. Порода такая! Давай говори, что дальше-то было? Сбил вот теперича!

— Князья поспорили: кто первый к кому придет, — напомнил Денис.

— Ага! — подхватил Макар. — Спорили они это спорили, а сошлись на одном: идти по будущей весне со дружинами прямиком через лес друг дружке навстречу, пока лбами не стукнутся. И чтобы не отступать с прямого пути. И даже жен своих не голубить, пока не встретятся.

Дождались весны, тронулись в дорогу. Впереди себя просеку рубят, дорогу под собой мостят. Жены ихние по приплоду дали каждая, а князья об этом токо што слухом слышали, а глазом не видели. На исходе года от жен к князьям гонцы скачут, дескать, тоска берет с порожним-то чревом ходить, а князья и этого в толк не берут — знай лес рубят да дозоры вперед высылают. Ладно. Приходит время, дозорные вместо грибов да ягод из лесу весть приносят, что в трех днях ходу стоит сила великая: лес валит, болота мостит, сучья, мелочь всякую в кострах выжигает. И никак это Лесная сила и есть, потому черные все, как лешие, и волосьями заросли.

Наслушались князья таких доносов, по женам стали скучать, да Верхнему стало стыдно перед Нижним, а Нижнему — перед Верхним. Дальше пошли, только што с осторожностью. И вырубились оба на поляну. Большая поляна была — обе дружины по краям уместились. Глядят друг на дружку и не узнают — упыри стоят супротив да и только! Высылают князья вперед глашатаев. Те на середку поляны выехали, друг на дружку глянули, меха свои надули да как заорут разом каждый супротивной стороне: «Расступись, неведомая сила Лесная, перед силой Верхнего князя-батюшки!» «Расступись неведомая сила Лесная перед силой Нижнего князя-батюшки!» «А не расступишься, побита будешь дружиною князя Верхнего!» «А не расступишься, побитой будешь дружиною князя Нижнего!» Орут глашатаи в один голос и в слово одно, а князья себе слушают. Все понятно тому и другому, токо што там за Верхний-Нижний князь стоит перед ними, никак в толк не возьмут. Средний, должно быть. Лесной, значит. Которые по реке городами стоят, одного Верхним, другого Нижним величают. А этот так и эдак зовется. Назло, видать, тому и другому… Призадумались князья. День думают, другой, третий. На рожон-то лезть кому охота? Не ест, не пьет никоторый. Такая вышла история…