Александр Генис - Сладкая жизнь

Но есть и кардинальная разница между мединой и полисом. Восток перенял античную цивилизацию без античного искусства. Там, где у греков статуя, на Востоке — ковер. Как будто вся жизнь подчинена орнаменту, хитрому сплетению узоров, напоминающему красочную жизнь медины, в которой толпа кружится в пестром водовороте, подчиненном затейливому и монотонному ритму.

Монотонность — ключ к Востоку. Резчики по камню, чеканщики, женщины, ткущие ковры, — все они веками повторяют одни и те же образцы, одни и те же узоры. Художник — тот, кто послушно следует традиции: варьирует, дополняет, разнообразит ее, но не выходит за границы, определяемые каноном. В этом не только восточное понимание искусства, но и восточное понимание личности как социального элемента, невозможного без общины, без соседей, без взаимозависимости. Все тут намертво вписаны в сложный узор — не может же быть на ковре пунктирной линии. Чтобы привести в движение это статическое социальное единство, понадобилось божественное слово Корана. Поэты у арабов всегда считались посланцами богов, потом — Бога. Слово-откровение, слово-пророчество, слово как магическое орудие изменения мира — единственный свободный элемент в исламском искусстве. Поэтому арабская каллиграфия стала уникальным убежищем асимметрии в царстве монотонного орнамента. Она же составляет и главную прелесть интерьера мечети: несколько строчек из Корана, вырезанных на камне, контрастируют со строгой орнаментальной симметрией. Слово пророка как прорыв из царства обыденного в небо.

Ислам — практическая религия. Она охотно вмешивается в повседневность, придавая будничному ритуалу оттенок святости. В марокканской медине понимаешь, как живая религия, подчиняющая себе ход жизни, умело растворяет в себе личность, давая взамен убежище психологического комфорта.

В Марокко, как и в других странах Третьего мира, турист ведет двойную жизнь — местную и гостиничную. Те, кто собрался в моем отеле, напомнили космополитическую компанию из фильма Феллини «И корабль плывет». Благовоспитанные дети в бархатных штанишках, умеющие держать вилку в левой руке. Их родители, делящие свой отпуск между бассейном и ленивым любопытством. Дамы в блеклых платьях. Ежевечерние коктейли в фойе вокруг рояля, на котором фрачный тапер прилежно играл «Аппассионату». Трудно представить себе два более различных мировоззрения, чем те, которые выражают монотонные мелодии восточной музыки и бурные аккорды Бетховена. Стены отеля, как стены медины, защищали от окружающей экзотики этот оазис западного образа жизни.

* Бесспорно, самый живой город Марокко, расположенный между горами и Сахарой, — Марракеш. Каждый вечер его огромная площадь запружена бродячими акробатами, жонглерами, укротителями, фокусниками, астрологами, а главное — знаменитыми на весь арабский мир местными рассказчиками-аэдами.

* Самое экзотическое в Марокко — берберский базар-сук. Кочевые племена устраивают на пересечении дорог большие ярмарки, куда со всех окрестностей собираются невесты. Прикрытые чадрой, они сидят у шатров, демонстрируя прохожим ладони, густо покрытые татуировкой. Читая эти синие узоры, женихи неторопливо подбирают себе пару.

* Со времен Римской империи Марокко — африканская житница, где всегда выращивали пшеницу. Из нее здесь выпекают вкуснейший сероватый хлеб и делают особую кашицу — знаменитый кус-кус, любимый не только в Северной Африке, но и в Париже. Кус-кус подают с овощами, бараниной, острыми колбасками, иногда — в приморских районах — даже с рыбой. Лучшее в этом блюде — сам кус-кус: изготовленные вручную крохотные пшеничные катышки, политые острым бульоном и сдобренные харисой, еще более острой приправой из красного перца. Обед завершает мятный чай и долгие разговоры. Как и всюду на Востоке, в Марокко редко торопятся.

Прилетев из Нью-Йорка на Гавайи — а для этого надо обогнуть в аккурат полглобуса, — я никак не мог отделаться от впечатления, что нахожусь за границей. Искал таможню, порывался разменять валюту, даже слова старался произносить повнятней, пока не вспомнил, что на Гавайях хуже меня по-английски вряд ли кто говорит.

С одной стороны, Гавайи — такая же Америка, как Нью-Йорк. Магазины со знакомыми названиями, банки, бензин тех же марок. Если в Гонолулу зайти в супермаркет, никогда не догадаешься, что он расположен под Тропиком Рака. На День благодарения здесь все послушно едят традиционную индейку, хотя связь между Полинезией и плимутскими пилигримами сомнительная. Рождественский сезон отмечен распродажами и Санта-Клаусами. Но все это — ненастоящее, будто островитяне решили поиграть в Америку. Стоят, например, как полагается, елки в витринах. Но не зеленые, а красные! И украшения из орхидей и банановых листьев.