Артуро Перес-Реверте - Танго старой гвардии

— Но речь ведь идет не только о нефти, — добавил Мостаса, дав Максу время осмыслить услышанное. — Мы знаем, что Ферриоль вел переговоры с генералом Мола в его памплонской штаб-квартире еще в первые дни восстания и предъявил ему список активов на общую сумму в шестьсот миллионов песет. Любопытная подробность, весьма характерная для его манеры вести дела: он не дал и даже не предложил денег. Он ограничился лишь тем, что показал, насколько надежен как авалист. Предложив себя и все, чем он располагает, в том числе деловые и финансовые связи в Италии и Германии.

Он опять замолчал, посасывая пустую трубку и не отрывая глаз от Макса, пока один гарсон убирал пустую тарелку, а другой ставил заказанное блюдо — антрекот à la niçoise. Прямоугольник света передвинулся и теперь почти касался белой скатерти. Слева на нижней челюсти Мостасы стал виден уродливый шрам, который раньше Макс не замечал.

— Мятежники, — заговорил Мостаса, когда они опять остались вдвоем, — остро нуждались в самолетах. Сперва для того, чтобы перебросить верные им части из Марокко на полуостров, а затем — для ударов с воздуха. В первые четыре дня генерал Франко лично, через военных атташе во Франции и Португалии, попросил прислать десять «Юнкерсов». Просил он германское правительство. Италией занимался Ферриоль.

Он немного приподнялся на локтях, нависая над столом.

Макс изо всех сил старался есть как ни в чем не бывало, но давалось ему это с трудом. И, проглотив еще пару кусочков, положил вилку и нож на край тарелки — так, что, будь они стрелками на циферблате, показали бы пять часов. Потом промокнул салфеткой губы, оперся запястьями в крахмальных манжетах о край стола и молча взглянул на Мостасу.

— Переговоры об итальянских поставках, — вновь заговорил тот, — шли через министра иностранных дел графа Чиано. Сначала они встретились в Риме, потом обменивались письмами, уточняя детали операции. На Сардинии базировались двенадцать самолетов «Савойя», и Чиано, проконсультировавшись с Муссолини, пообещал к августу предоставить их в распоряжение мятежников и перегнать в Тетуан сразу же после того, как поступит платеж в миллион фунтов стерлингов. У Молы и Франко таких денег не было, а у Ферриоля — были. И он оплатил часть наличными, а на остальное выписал вексель. 30 июля двенадцать самолетов вылетели в Марокко. Три упали в море, но прочие добрались до цели и поспели как раз вовремя, чтобы начать транспортировку мавров и легионеров на полуостров. Еще четверо суток спустя зафрахтованный Ферриолем итальянский пароход «Эмилио Морланди» с грузом авиационного топлива и оружия пришвартовался в порту Мелильи.

Как я уже сказал, Италия запросила за «Савойи» миллион фунтов, но все дело в том, что Чиано — человек, привыкший жить на широкую ногу. Очень, я бы сказал, широкую. Он женат на Эдде, дочери дуче, и это не только открывает перед ним бескрайние возможности, но и требует очень крупных расходов… Вы понимаете меня?

— Вполне.

— Очень рад за вас, потому что сейчас мы переходим к тому, что касается вашего участия в этой затее.

Гарсон унес тарелку с почти нетронутым антрекотом. Макс сидел неподвижно, сцепив руки на столе, и смотрел на собеседника.

— С чего вы взяли, что я имею к этому какое-либо отношение?

Мостаса ответил не сразу. Повернулся и взглянул на бутылку вина, лежащую в специальном станке.

— Что вы пьете, извините за любопытство?

— «Шамбертен», — ответил Макс невозмутимо.

— Год?

— Одиннадцатый.

— Чудесно. Знаете, я бы не отказался от глоточка.

По знаку Макса гарсон принес второй бокал и наполнил его. Мостаса положил трубку на стол и посмотрел вино на свет, любуясь насыщенным рубиновым тоном бургонского. Потом поднес бокал к губам, с видимым удовольствием пригубил.

— Я довольно давно хожу за вами, — сказал он вдруг, словно только сейчас услышал вопрос Макса. — Эти двое… Итальянцы…

Он не договорил, предоставляя собеседнику самому сообразить, когда именно один след вывел его на другой.

— И тогда я разузнал все, что мог, о вашем прошлом.

После этого Мостаса вернулся к рассказу. Гитлер и его министры терпеть не могут Чиано. Тот, будучи совсем не обделен здравым смыслом, неизменно считал и считает, что Италии лучше держаться подальше от некоторых проектов Берлина. И, как человек предусмотрительный и дальновидный, завел в подходящих для этого местах банковские ячейки. На всякий случай. Счет в британском банке ему пришлось закрыть из политических соображений, но с банками на континенте все обстоит превосходно. Главным образом со швейцарскими.