Су Тун - Рис

Во время последнего, краткого, словно закат, просветления духа хозяин спешил завершить все земные дела. Младшей дочери он передал связку медных ключей от лабаза, поведав о тайных местах, где упрятаны золото и серебро. Очень долго, тревожно-отчаянным взглядом осматривал грузное тело Чжи Юнь:

– О тебе беспокоюсь я: на мужиков больно падка. Они-то тебя и погубят.

Последним к постели был призван У Л ун. Печать подступающей смерти на тощем лице старика показалась У Л ун’у знакомой. Как будто бы с дня первой встречи он чувствовал мертвенный дух. Подцепив на крючок синий п олог кровати, У Л ун хладнокровно рассматривал лик умиравшего.

– Ближе. Приблизься, У Л ун. Я скажу пару слов.

Наклонившись, У Л ун вдруг увидел – хозяин немыслимым образом приподнимает давно неподвижную руку.

– Скотина паршивая! Злая звезда!! – грязный ноготь проткнул роговицу У Л ун’а.

Казалось, что левое око разбилось на тысячу мелких частей. Капли брызнувшей крови окрасили щеку. Но мог ли он знать, что лежащий на смертном одр езамышляет паскудное дело? Как мог он предвидеть, что тот еще может поднять омертвевшую длань?

– Продолжай! – заревев низким басом от боли, У Л ун стал трясти широченное, красного дерева ложе. – Еще один глаз у меня. И елда. Ты их тоже проткни!

Сотрясаясь всем телом, хозяин сомкнул свои очи. В пылу исступленного гнева У Л ун разобрал звук забулькавшей в горле слюны. Гнев мгновенно прошел. У Лун вышел из спальни, прикрыв пятерней левый глаз. На дворе две сестры раздирали на ленточки белую ткань. Подобрав с земли пару обрывков, он вытер одним кровь с лица, опоясал другой вокруг стана:

– Издох старый хрыч. Выбил глаз мне и умер счастливым.

Ринувшись в спальню, Ци Юнь, не разжав кулачка, увлекла за собою отрез белой ткани. За ней поспешила Чжи Юнь, и сред игробовой тишины вдруг разд ался то низкий, то вновь высоченный скулеж погребального плача. Работники, выбежав из переполненной залы на крик, натолкнулись у вороха белых клочков на зажавшего око У Л ун’а:

– Отныне лабаз мне подавно прокорм обеспечить обязан: старик меня глаза лишил.

Два отреза закупленной загодя хлопковой ткани лежали на пыльном дворе беспорядочной кучей коротких и длинных полосок. Различные сущности: хлопок и рис источают на солнце легко различимое благоуханье. Весь вечер под скорбные вопли сестер У Лун жадно вдыхал запах свежего хлопка. Душистый и теплый. Он столько скучал по нему вдалеке от родной стороны. Примостившись у кучи обрывков, У Л ун теребил в руках белую ткань, осязая, как то появляются, то исчезают под пальцами мелкие складки.

В осенний, холодный и ветреный день лабаз огласил детский плач. Повивальная бабка, держа на весу обагренные кровью ладони, вбежала во двор:

– Пухлый мальчик. Мои поздравленья, У Л ун!

Тот раскладывал карты. Кривые ряды то и дело разбрасывал ветер; У Л ун подбирал голыши и придавливал карты к земле, но игра, как и прежде, не шла. Собирая колоду, У Л ун покосил правый глаз – левый больше не мог ничего различить – на ладони старухи. Вид окровавленных рук вдруг напомнил ему о забое скотины в селении Кленов и Ив. Он открыл было рот, собираясь ответить... Но так ничего и не вымолвил.

Приоткрывая дверь спальни, У Л ун разобрал, как Ци Юнь обсуждает обличье младенца:

– Странный какой-то. Незнамо в кого уродился.

Чжи Юнь с изможденным лицом под копною всклокоченных грязных волос растянулась в постели. Ее бледный лик острием овощного ножа рассекал лучик солнца, проникший меж с омкнутых ставен. Усевшись на ложе, Ци Юнь пеленала ребенка:

– У Л ун, ты на чадо свое посмотри. Он немного похож на тебя.

С бледно-розовым личиком, с тельцем обтянутым полупрозрачною кожей дитя неуемно пищало. Тасуя колоду, У Л ун наклонился к младенцу:

– И вправду незнамо в кого. На щенка он похож. Народятся кутята, такие же видом. Чай, видел я сук...

– Чуть не сдохла от боли, – Чжи Юнь сорвал аполотенце со лба. – Если знала бы раньше, хоть бей мужикам не дала.

– Ты забудешь, – У Л ун безучастно взглянул на Чжи Юнь. – Только снимешь штаны, обо всем позабудешь.

Ночью УЛун не успел сомкнуть глаз, как услышал «дон-дон»: кто-то лупит в ворота лабаза. Напялив на н оги холщевые туфли, У Л унпоспешил открывать. У лабаза толпились какие-то люди. У Л ун приподнял выше тусклый фонарь – так и есть: досточтимый с прислугой. Овчарка, вертевшаяся возле ног господина, вдруг звонко залаяла. В кузне напротив, в ближайшей лавчонке открылись ворота и ставни. Незваные гости под взорами сонных зевак наводнили лабаз.