Толпа созерцала застывшего в странной, болезненной позе У Л ун’а. Луна освещала его желтый лик. Возле краешков рта расплывались остатки свинины. Рот еще двигался. Губы, кривясь, издавали невнятные звуки.
– Чего он бормочет?
–«Пожрать» говорит, – пнул У Л ун’а Крепыш. – На жратве помешался, поганец.
С реки долетел резковатый свисток подходившего к пристани судна. Оставив У Л ун’а, вся братия двинулась к кромке воды. Тени крепких людей, проплывая над ним, исчезали за грудами сваленных возле причала товаров. У Л ун был пьян в грязь. Он не понял, что это за люди. Лишь позже, встречая порою громил из Портовой Братвы, для которых убийства, разбой, грабежи были самым обыденным делом, У Л ун каждый раз вспоминал с дрожью в сердце ночное вторжение в логово льва.
На рассвете во сне У Л ун видел селение Кленов и Ив. Необъятные воды потопа залили поля и жилища. Вода клокотала повсюду, подмыв каждый крашеный известью дом, повалив наземь каждое дерево. Мутный поток уносил золотистым ковром устилавшие водную ширь колоски только-только созревшего риса. Трупы свиней и собак, тут и там застревавшие в грудах ветвей, отравляли зловоньем округу. Пытаясь хоть что-то спасти, по колено в воде суетились несчастные люди. Стенанья, бессчетные, словно холодные капли дождя, наполнявшие серое небо, ударами градин стучали в его голове. У Л ун видел себя, из потока других беглецов выделявшегося отрешенным, немного расслабленный видом. Орудуя палкой, он ловко сбивал с придорожной жуж убы [2] 6 Палочки – палочки для еды.
остатки сухих желтых ягод.
Причал уже полнила будничная суета. Пробуждённый нахлынувшим шумом У Л ун приоткрыл понемногу глаза. В двух шагах от него с тяжкой ношей на спинах сновали какие-то люди. Люди теснились на лодках, на сваленных наземь тюках. Куда-то спешили, чего-то кричали. У Л ун приподнялся, уселся на корточки. Думал припомнить вчерашнее, но в голове было пусто. Лишь изо рта препротивно разило свининой и пойлом. Казалось, ночные события были мучительным сном.
Не привлекая внимания встречных – средь белого дня от полнощной братвы не осталось след а– У Лун брёл по причалу и вдруг встал как вкопанный: целая баржа зерна! Работяги сгружали сверкающий рис в примостившиеся подле судна тележки. У Лун молча взирал на их труд. Пряный дух свежих зерен поверг его в бездну уныния.
– Риса-то сколько. Откуда?
– Не знаю. Не все ли равно? – не взглянув на У Л ун’а, работник наполнил тележку последней корзиной зерна, – недород повсеместный. Рис ныне достать нелегко.
– Нелегко, – У Л ун взял из тележки горсть зерен. – В деревне у нас все поля затопило. Такой же был рис. Весь пропал на корню.
– Днесь везде одинаково. Не наводненье, так засуха.
– Жатва была на носу, – продолжал ныть У Л ун, – и вода. В один миг смыло «пот и кровь» целого года. Горсточки риса и той не собрать.
В уголках его рта проступала тоскливая самонасмешка.
Наполнив тележки зерном, работяги один за другим покатили их прочь от причала. У Л ун безотчетно поплелся им вслед. Пробираясь по узким замызганным улочкам, чрез толчею, меж повозок, лавчонок, лабазов, он снова почувствовал в брюхе с трудом подавляемый голод. Привычным движеньем У Л ун запихнул себе в рот сжатый в пригоршне рис. Пусть сырой, но зато, если долго жевать, выйдет, в сущности, та же похлебка: и то и другое хоть как-то спасает от голода.
На перекрестке – тележки свернули на улицу Каменщиков – У Лун тотчас приметил старинную башню. Пагода из синеватого камня – чж анов так пять [3] Чжан – китайская сажень.
высотой – возвышалась над скопищем ветхих домишек. Над кровлей её суетились пернатые стаи. Откуда-то сверху послышался звон бубенцов. У Л ун задрал голову:
– Что это там?
И ни звука в ответ. Работяги уже подкатили тележки к лабазу Большого Гуся.
– Дай дорогу! Товар привезли, – во весь голос кричали они на на толпившихся возле ворот покупателей.
В кожаных туфельках на высоченных столпах каблуков, в изумрудном цип ао [4] Цип а о – длинное, в талию платье со стоячим воротником и широкой правой полой.
Чжи Юнь, взгромоздясь на прилавок, нервозно стучала ногтями по стойке, лузгала семечки, косо поглядывала на раскрытые двери лабаза. Возле амбара Ци Юнь помогала работникам взвешивать рис. Кто не знает на улице Каменщиков двух сестер из лабаза Большого Гуся?
Читать дальше