— Завтра приедет Бастьен. Он выслушает мою исповедь.
— Но ты же священник, — не сдавалась Мод, а ее рука в этот момент ласкала мою мошонку.
— Теперь это стало почти традицией. — Я легко коснулся ее сосков кончиком языка. — Именно так, любовь моя, считал отец Сад де Бройль, католический священник, дядя маркиза де Сада, писателя и друга Вольтера. Отец де Бройль жил сразу с двумя женщинами — матерью и дочерью и при этом открыто посещал проституток.
— Ты тоже хочешь мою мать, низкий человек?
— Конечно нет. Только тебя. Другой пример: в тысяча четыреста пятьдесят шестом году монах-кармелит, священник монастыря в Прато — это в Италии, человек, о котором ты наверняка слышала, Фра Филиппо Липпи, сбежал с монахиней вдвое моложе его, прекрасной Лукрецией Бути, оба они страстно — вроде нас — желали вкусить запретных радостей. Они сбежали, обрати внимание, в тот момент, когда большинство жителей Прато были на церковной службе, празднуя торжество Пояса нашей Богоматери.
— О нет!
— О да! Слушай дальше: их скандальный союз принес плод — мальчика, которого они назвали Филиппино. Как сказал поэт Джон Донн, «увы, это больше, чем сделали бы мы». И как же поступила с ними Церковь? Никак. Она смотрела сквозь пальцы на греховность их союза, позволив им жить вместе и воспитывать сына. Может, помогло то, что Фра Филиппо Липпи в ту пору был уже очень знаменитым, нет — великим живописцем. Церковь даже обеспечивала заказами отца и сына и щедро им платила.
— Хочешь сказать, священники творили такое и прежде? Трахались и делали детей, да?
— Вот именно. «Нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы».
— Екклесиаст?
— Глава седьмая.
— Ну, тогда ладно. — Она пощекотала мою мошонку.
— «Сударыня, во всем я вам послушен» [62] «Гамлет». Перевод М. Лозинского.
.
— Это Бард?
— Он самый.
— Я всегда обожала его.
Она заставила меня лечь на бок и широко раздвинуть ноги. Я пристально следил за ней, когда она горделиво поднималась надо мной, я испытывал благоговейный трепет перед ее взъерошенной красотой и восхитительным приступом ее опаляющей страсти.
В те наполненные чувственностью дни я часто мечтал уподобиться самцу божьей коровки из семейства Коккинелиди, который, если верить энтомологам, способен испытывать множество оргазмов — по три зараз, один за другим, и каждый длится не меньше полутора часов. Мод была Евой Мильтона, но после грехопадения, а я — если не Адамом, тогда Сатаной, — уже готовым ходить крадучись и с виноватым видом.
ОДНАКО Я ДОЛЖЕН ПРИЗНАТЬСЯ еще кое в чем. В пору «нашей весны» мы наслаждались тем, что один старый поэт так мило назвал «попустительством времени». Увы, оно принесло свои плоды. Прошло шесть недель исступленных восторгов, и Мод явилась к нашему ложу с покрасневшими глазами. С ней не все в порядке, сказала она, не пришли месячные, а ведь они всегда так регулярны, что по ее кровотечениям можно узнавать фазу луны облачной ночью.
Должен сознаться в некотором отвращении к физическим аспектам женского менструального цикла. Брезгливость угнездилась в моей еврейской и библейской душе, но, скорее всего, она возникла в тот момент, когда я увидел пятна крови сзади на юбке моей матери. Мы тогда жили в Орлеане; мне было тринадцать: возраст «юношеских прыщей» наступил, несмотря на патологический страх перед нацистами. В тот день к маме зашла мадам Гупий, и они пили маленькими глоточками минеральную воду и церемонно грызли печенье, со вкусом беседуя о трудных временах. Я читал, сидя в углу, когда мать, провожая гостью, воззвала к моим хорошим манерам.
— Эдмон, мадам Гупий уходит.
— Не трогайте ребенка, мадам Мюзич.
— Он так увлечен «Золотой Легендой: Жизни Святых», мадам, — ловко ввернула моя мать, — но он должен быть учтив, особенно с вами.
— Вы правы, «Золотая Легенда» пойдет ему на пользу.
— Он читает по вашему совету, мадам.
Мадам Гупий шмыгнула носом, обнажив крупные зубы, как довольный кролик.
— Эдмон, скажи спасибо мадам Гупий! Ох уж эти мне дети, мадам, они грубы, как и время, которые мы переживаем.
Я встал и поклонился:
— Спасибо, мадам, au revoir [63] До свиданья (фр.).
, мадам.
На самом деле я уже в десятый раз читал Жюля Верна «Путешествие к центру Земли», одну из немногих книг, которые мне позволили взять с собой из Парижа. Я ненавидел подобострастное внимание моих родителей к мадам Гупий, хотя понимал, что наша безопасность зависит от ее осторожности и хорошего к нам отношения. Но осудить подобострастие родителей значило встать на сторону того мирового пресмыкательства, которое вынудило их так себя вести.
Читать дальше