Аноним -- - Незабудки

Какого-нибудь музыкального кумира. При одном появлении которого публика будет реветь, как ни перед

кем из управляющих ею королей, премьер-министров, президентов.

Если бы политики не были такими тупорылыми уродами, какими они оказываются во всех странах, а

умели владеть рычагом тотальной эстетической власти -- они достигали бы своих целей словами. Без тюрем,

армии и репрессий.

Но это составляло мое личное мнение; я не собирался открывать кому бы то ни было свой секрет. И тем

более становиться политиком.

Да, у меня при всех моих способностях -- а я плюс ко всем талантам, умел еще и говорить, нешуточно

зажигая слушателей -- никогда не возникало мысли использовать это в какой-то общественной карьере.

Я презирал политиков, поскольку видел в них безликую массу проституирующих импотентов.

Я считал, что в политику идут самые никчемные люди. Которые не имеют никаких талантов, не способны

к творчеству и даже не имеют силы ограбить банк.

Все это меня не интересовало.

Ведь я уже был художником.

Политиком может стать любой.

А художником лишь тот, кому подарена искра божья.

Слово "искра божья" я употребляю по инерции, следуя укоренившемуся просторечию и не вкладывая

абсолютно никакого смысла.

Да, абсолютно никакого.

Тот же смысл я мог бы передать и словами "уголек дьявола" или "коготок сатаны".

Дело в том, что я был атеистом.

Атеистом полным и убежденным, до мозга костей.

Не просто не задумывающимся о боге или не считающим его существование важным для себя.

Я был активно неверующим.

Я считал, что никакого бога не должно быть. Поскольку просто не мог представить себе, что мною -- мною,

умным и начитанным, обладающим массой талантов и видящим мир иначе, нежели простые люди -- что

таким мною может управлять какая-то медузоподобная сверхъестественная сила.

Хотя мама моя была по-простому набожна, ходила в церковь и верила в бога -- но даже она не смогла

внушить мне веру.

Едва подросши и оглянувшись вокруг, я убедился, что бога нет.

О каком боге могла идти речь, если я, маленький и безгрешный -- пока безгрешный -- был вынужден с

раннего детства терпеть упреки отца, волочить его пьяного из пивной и так далее... И исправно подставлять

зад под его ремень.

Все это не укладывалось в рамки. Представлялось вопиюще несправедливым, уничтожая саму возможность

поверить в "доброго боженьку" на небесах, который следил бы сверху за беззакониями на земле.

Должен был следить, чтобы люди не обижали друг друга. Но я не имел защиты даже от своего живодера

отца.

А если же бог в самом деле существовал, все видел, но не шевелил пальцем для моего спасения, считая эти

унижения обязательными для меня -- то тогда на черта и к каким псам мне требовался такой бог!

Если богу было плевать на меня, то в равной степени и мне было плевать на бога.

Я не говорил о своем неверии маме. Это слишком бы ее огорчило, а она во мне души не чаяла. И веру в

бога считала одним из атрибутов нормального порядочного человека.

Но с сестрой мы как-то раз заговорили на неудобную для меня тему. Она пыталась внушить прописные

истины о высшем добре, и так далее.

Наш спор дошел до такой степени, что я демонстративно плюнул в небо, чтобы показать свое

пренебрежение к выдуманному людьми богу.

Сказав перед этим:

-- Если бог накажет меня, то я в него поверю. А если нет, значит его либо не существует, либо он бесхребетен,

как поросячий хвост. И мне он просто не нужен.

Сестра даже не успела ничего возразить -- я плюнул вверх и тут же отскочил в сторону.

Разумеется, никакого бога в природе не обнаружилось.

Потому что мой богохульственный плевок спокойно возвратился на землю. Не отклонившись на обратном

пути и не поразив меня. Зато едва не попав в мою набожную сестру.

Ей это ничего не доказало.

И меня ни в чем не утвердило: я и так был убежденным безбожником.

Просто больше мы не стали спорить на религиозные темы.

Позже, уже в отроческом состоянии, я стал читать библию -- эту книгу, в которой верующие видели и

великую тайну и ответы на все вопросы бытия.

Я читал ее как обычную книгу. Не видя божественных загадок, внимал лишь бесконечным кровавым

разборкам доисторических народов.

Я изучал библию исправнее, чем послушник в монахи, однако чтение возымело полностью обратное

действие.

Если окружающие твердили о божьих заповедях, христианской морали и прочей нравственной шелухе, то