Санджай Гупта - Тяжелый понедельник

Да, в то осеннее утро, в Верхнем Манхэттене, почти пятьдесят лет назад Клинтон Скотт спросил Хутена, не «птицелов» ли он.

— Ты хочешь сказать, люблю ли я наблюдать птиц? — спросил в ответ Хутен. Он вырос в Кэмдене, в Мэне, и никогда не думал о птицах, если не считать чаек, которые на лету хватали все, что могли проглотить. Один его друг работал в киоске, где выпекали пончики и прочие деликатесы, и кормил остатками хвороста птиц, которые хватали их на лету и заглатывали частями, как ярмарочные шпагоглотатели — остро заточенные клинки.

— Значит, нет, насколько я понимаю, — констатировал Скотт и протянул Хутену бинокль. — Пойдешь со мной?

— Но это же Нью-Йорк.

— Да, но здесь есть чудное место, называется Центральный парк. Правда, там надо быть на рассвете.

Хутен страшно устал, заучивая топографию костей кисти, но энтузиазм Скотта был заразительным. С того утра Хутен стал завзятым «птицеловом». По утрам они со Скоттом ходили не в больницу, а в Центральный парк. Безмятежные часы наблюдения за певчими птицами снимали напряжение изнурительной рутины резидентуры.

Скотт стал эндокринологом, а со временем занял пост ректора Медицинского университета Коста-Рики. Несомненно, на этот выбор повлиял тот факт, что в этой маленькой стране Центральной Америки обитает больше видов птиц, чем во всех Соединенных Штатах. А на последней встрече выпускников Хардинг Хутен узнал, что этот его единственный в жизни друг погиб в автомобильной катастрофе.

Хутен закрыл глаза, различая в какофонии звуков отдельные голоса. Даже в темноте птицы умеют общаться друг с другом. Это было настоящее чудо природы, но сегодня орнитологический оркестр не успокоил Хутена. Душевный покой, который вселяло в него пение птиц, оказался сегодня недолгим. Он думал о запланированном на следующий понедельник клиническом разборе. Ужасающее отсутствие согласованности, едва не приведшее к гибели ребенка, не должно остаться без внимания. Молодые коллеги должны осознать и прочувствовать, что даже такие непреднамеренные упущения абсолютно недопустимы. Больной, умирающий в операционной, несмотря на героические усилия врачей, — это одно, но перекладывание на других ответственности вместо лечения на фоне ухудшающегося состояния ребенка — это совсем другое. Он не станет этого терпеть — до тех пор, пока он главный хирург больницы.

Была у Хутена и еще одна забота. Марта хотела, чтобы он вышел на пенсию, проводил больше времени с ней, с детьми и внуками, ездил с ними на остров Макинак. Но если подвести итог, то что он оставляет в наследство? Как сохранить то, что он сумел сделать в Челси? Конечно, больница может заказать его портрет и повесить в коридоре отделения, может назвать его именем учебную часть, но какой она станет после его ухода?

Хутен не жалел сил, проработав в больнице Челси тридцать с лишним лет. Став главным хирургом, он работал по тринадцать — четырнадцать часов в сутки. Он делал все, что было в его силах, чтобы оснастить больницу новейшей медицинской техникой, чтобы заставить хирургов вникать в мельчайшие детали и чтобы резиденты получили самую лучшую подготовку. Самое главное, он сумел организовать утренние разборы по понедельникам так, чтобы сделать всех хирургов на сто процентов надежными, чтобы они смогли извлечь из этих разборов максимальную пользу, учась на своих и чужих ошибках. Хутен сделал хирургию прозрачной, чего мало кому в мире удалось добиться. Но глаза его были печальны. Случай с этой девочкой показал, что, несмотря на все усилия, на все попытки улучшить работу, медицина все чаще оказывается в руках людей, склонных спихнуть ответственность на других врачей или на следующую смену — будь то от лени, усталости, неуверенности в своих силах или мечты о предстоящем ужине. По наблюдениям Хутена больные иногда не получали адекватной помощи. Врачи, сестры, лаборанты, фармацевты, психологи, социальные работники, санитары, чья согласованная работа превращала больницу из нагромождения корпусов в живой организм, все чаще подпадали под действие второго начала термодинамики — энтропии, возрастания неупорядоченности системы. «Между побуждением и делом черная ложится тень». Обязанность Хутена — бороться с тенью, с естественным стремлением к беспорядку, пассивности, неряшливости мышления, путям наименьшего сопротивления и небрежным и поверхностным умозаключениям. Хутен не хотел, чтобы с его уходом больница пришла в плачевное состояние. Как сделать, чтобы установленная им планка держалась бы и после него?