Санджай Гупта - Тяжелый понедельник

Хутен, правда, сказал, что коллеге повезло — опухоль располагалась не в доминирующем полушарии, поэтому Сун едва ли потеряет способность говорить и понимать речь. Операция прошла безупречно, и он уверен, что у Пака хорошие шансы на сохранение мозговых функций.

— Если вам что-нибудь понадобится, не важно что, звоните, — сказал Хутен. Он записал на оборотной стороне визитки номера своих телефонов, домашнего и сотового, и отдал ее Пэт. После этого он наконец вышел из больницы. Такой свинцовой усталости Хардинг Хутен не испытывал никогда в жизни.

Придя в себя после наркоза, Сун Пак увидел в палате жену и двух дочерей. Видел он не вполне четко, мысли немного путались, но он был страшно рад их видеть. Вглядевшись в их улыбающиеся лица, он глубоко и облегченно вздохнул. Им овладело чувство удивительного умиротворения, редкого покоя.

— Gahm-sah-hahm-ni-da, — хрипло произнес Пак по-корейски. «Спасибо». В горле пересохло, голос прозвучал едва слышно, но слова он произнес отчетливо. Он и сам не понимал, за что благодарит жену и детей и почему говорит по-корейски. Дома они говорили по-английски, переходя на корейский, только когда были наедине с женой или хотели что-то скрыть от детей. Но так вышло само собой: спасибо вам. Он, правда, хотел сказать нечто другое, но почти то же самое — «Я благодарен судьбе».

Голос был слабый и хриплый. Слабый — из-за операционного стресса, а хриплый — из-за интубационной трубки, подумалось Паку. Тем не менее он понял, что сохранил способность думать, формулировать мысли и выражать их. У его отца в восемьдесят лет случился инсульт, и старик потерял способность называть предметы. Сун помнил слезы отчаяния в его глазах. Кажется, операция не нарушила основные функции мозга и не изменила состояние сознания. Операции на мозге — это всегда такой риск! В конце концов, мозг так сложен. «Значит, надежда есть», — подумал Пак.

— Папочка! — воскликнула пятилетняя Эмили. — Ну наконец-то ты проснулся.

— Привет, папочка! — услышал он голосок Натали.

Жена взяла его за руку. В глазах Пэт стояли слезы.

— Сун. — Она произнесла это имя так, словно оно звучало как чудо. — Сун, — повторила она.

— Какой сегодня день? — хриплым шепотом — как наждаком по дереву провел — спросил Пак по-английски.

— Суббота.

Он слабо улыбнулся, закрыл глаза и тотчас уснул.

В доме маленького квартала в Энн-Арборе, населенного по преимуществу выходцами из Азии, в небольшой гостиной рядышком сидели Моника Тран и Сэнфорд Вильямс. На Сэнфорде были джинсы и тщательно отутюженная, застегнутая на все пуговицы белая рубашка. Моника была в туфлях на платформе, джинсах, пестрой рубашке и свободной курточке с капюшоном. Руки она засунула в карманы куртки. Они с Сэнфордом сидели, зажатые между родителями Моники, которые вырядились так, будто собрались в церковь. В комнату набились восемнадцать человек — младшие сестры, бабушки и дедушки, тети, дяди, двоюродные братья и сестры — и все не стесняясь внимательно рассматривали Сэнфорда. На не тронутом морщинами лице молодого врача застыло затравленное выражение человека, страдающего острым кишечным расстройством. Моника ободряюще похлопала его по колену.

— Что с тобой, дорогой? Ты выглядишь так, как будто тебя лишили сладкого. — Моника обратилась к своему многочисленному семейству: — Люди, это неприлично — так пялиться на человека!

Люди на мгновение опустили глаза, но потом снова уставились на Сэнфорда, вызывавшего у них острое любопытство.

— Все пришли? Мама, ты никого не забыла? Не хочешь пригласить Нгуенов? — Мать Моники тотчас встала, но дочь остановила ее: — Я пошутила. — Мать вернулась на диван.

— Ну, слушайте. Это Сэнфорд. Мы с ним работаем в больнице Челси, и… мы помолвлены.

Моника вытащила из кармана левую руку и показала всем недорогое кольцо с бриллиантом. Она демонстрировала кольцо со всех сторон, вертясь, как модель в телевизионном рекламном ролике:

— Красивое, правда?

Родственники зашептались, обсуждая услышанную новость и восхищаясь кольцом. Судя по всему, они были шокированы. Сэнфорд тревожно огляделся, посмотрел на папу Моники, сидевшего с непроницаемым мрачным лицом. Тщетно ожидал молодой врач хотя бы пары дружеских рукопожатий и ободряющего похлопывания по плечу. Улыбалась только сидевшая в кресле-каталке бабушка, выздоравливавшая после протезирования. Сэнфорд попытался понять, что все говорят, но Траны говорили по-вьетнамски.